— Соскучился?— протянул Жантас.
— О чем?— Я старался вложить в свой тон как можно больше удивления.
— Знаю... знаю, кого ты высматриваешь,— погрозил мне пальцем Жантас и на всякий случай отошел подальше.
Потом я узнал, что Жанар не было в селе. Она уехала в лагерь, на вторую смену.
Я ушел во внутреннюю комнату, плотно прикрыл за собой дверь и принялся сочинять стихи.
Я скучаю по тебе, Жанар! Быстрее приезжай ко мне! Я тоскую дни и ночи по тебе с тяжкой печалью в душе.
Эти строки пришли мне в голову быстрее, чем я смог их записать, и я очень развеселился. Мне стало легко и приятно от мысли, что я умею так быстро сочинять.
Видимо, потому, что я целый месяц не брался за перо, стихи лились сами собой, и я довольно скоро исписал целых две страницы.
Особенно удались мне последние строки:
Безрадостно на свет гляжу, Томит меня разлуки грусть, Листком березовым брожу. Вот-вот — и с веточки сорвусь.
Правда, здорово! Не сразу, конечно, поймешь, но здорово! У меня, признаюсь честно, возникло вдруг подозрение,
что я где-то уже слышал такие стихи. Но сколько я ни ломал голову, так и не мог вспомнить где.
Только ложась спать, я сообразил: да ведь это стихи Абая. Я хотел сейчас же вскочить с постели, зажечь свет и зачеркнуть это последнее четверостишие.
Потом я раздумал. Что ж тут такого, если я и позаимствую немножко у Абая. Абай настолько велик, что славы его
не убавится оттого, что кто-то воспользуется четырьмя его строками. Наоборот, Абай, будь он жив, наверно,
радовался -бы, узнав, что такой молодой человек, как я, еще совсем недавно научившийся читать и писать, уже увлекается его стихами.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В которой мы и расскажем о неприятностях из-за фотографии.
— Эй, кто у вас дома?!
Я узнал голос старика почтальона Коштибая, выскочил на улицу и получил из рук его «Казахстан пионери»—мою
газету. Ее выписывал я. На маленькой этикеточке, приклеенной к газете, так и стояло: «Кадырову Кожабергену».
Обычно я начинал читать газету с последней страницы. Не удивляйтесь. Так делают очень многие, в том числе и
взрослые. На последней странице всегда бывают юмористические рассказы, фельетоны, веселые стихи,
карикатуры. Вот и сейчас я сразу увидел заголовок: «Жеребенок». Автор С. Сергаскаев. Сколько уже рассказов
этого человека было напечатано в «Казахстан пионери»! А он все пишет и пишет.
Я раскрыл газету. На второй странице, на самом верху ее, был какой-то снимок. Я вгляделся в фотографию и не
поверил глазам своим...
— Бабуся!— закричал я, пулей пролетая в двери.— Смотри! В газете снимок! Бабушка взяла газету в руки:
— Не узнаешь? Да ведь это же я.
— Ты? Где?
— Вот, впереди всех, посередине. Облокотился на крышу кабины...
Бабушка наугад ткнула пальцем:
— Это?
— Да нет же! Это Тимур... Как же ты не узнаешь родного внука! Он же у тебя единственный...
Бабушка виновато оправдывалась:
— Г лаза плохи стали, Кожа... Значит, это Тимур. А кто еще тут рядом с тобой?
— Батырбек... Молдахмет... Но я все равно лучше всех получился.
— А почему у тебя такая длинная рука?— спросила бабушка, отставляя от себя газету чуть ли не на метр.
(Бабушка становилась дальнозоркой.)
— Что ты!— засмеялся я.— Это же не рука, а грабли.
— Где ты взял грабли?—удивилась бабушка и подозрительно посмотрела на меня. Конечно же, она сразу
решила, что ее любимец Кожа выкинул какой-нибудь номер.
— Бабушка,— мне стало очень весело,— вот ты опять думаешь, что я взял грабли без спроса... Не такой уж
плохой человек твой Кожа! Этими граблями сгребали сено за Каменной речкой. Все ребята там работали...
— Погоди, ты опять что-то скрыл от меня. Разве ты работал на Каменной речке?..
На Каменной речке я и в самом деле не работал. Я взглянул на подпись под фотографией. Там было напечатано:
«Ученики школы колхоза имени Ленина во время летних каникул оказали значительную помощь своей артели. На
снимке — группа учеников, отлично поработавших на сенокосе...»
Что мне было делать? Я прикусил язык и издал какой-то невнятный звук. Бабушка по-своему восприняла мое замешательство.