Вручив Франу и Кшарону их кружки, я подвинул стул к кровати первого так, что бы видеть сразу всех находящихся в помещении людей, и пригубил золотистый напиток. Чай был очень приятным, и я видел, что не один был очарован его нежным вкусом. Даже от красноволосого, когда тот сходил и, взяв в руки кружку, попробовал чай, перестала исходить его убийственная аура, сменившись спокойствием и расслабленностью. Что уж говорить об остальных. Но не смотря на это, в комнате все также царило молчание. Которое я, в конце концов, решил прервать.
- Итак, Фран, можно будет тебя попросить рассказать о вашей семье? А то усыновить усыновили, а что о семье, что о себе - молчек. - С притворным недовольством сказал я, пытаясь завязать беседу. К счатью, удачно. Сначала неуверенно, но постепенно все сильнее и сильнее распаляясь, Фран с запоем рассказывал нам о своей семье, о своем детстве, не давая вставить и слова. Иногда он делал паузы, чтобы перевести дыхание и смочить горло чаем, однако в такие моменты мы молчали, не желая сбить его настрой. Спустя примерно час Фран окончил свой рассказ и попросил нас в ответ поведать о своей жизни до попадания в их семью. Первым вызвался Кшарон и заливался соловьем никак не меньше Франа. Он рассказывал о своем, немного печальном, детстве в семье, о том, как попал в детдом, и о том, как жил в нем. В его истории было много радостных и забавных моментов, но, по его же словам, самым счастливым до усыновления был тот случай, когда он чуть ли не досмерти избил меня. Он, конечно, умолчал о том, что и сам тогда отхватил немало, но я не стал портить ему момент своими уточнениями. Уж больно вдохновленным он выглядел.
Постепенно настал и мой черед. Сначала я не знал, что именно им рассказывать, с чего начать и о чем умолчать. Но затем решил, что будь что будет, и начал с самого начала. Начала этой жизни - жизни третьего тела. Рассказал о том, как лишился всех родных и близких, после чего попал в детдом. Сначала в первый, а потом и во второй, и в третий, и в пятый. Пока наконец не попал в том, из которого меня и забрали. И если о промежуточных детдомах я особо много и не рассказывал, то вот на последнем развернулся так развернулся. Поведал и о друзьях, и о взаимоотношениях с остальными. И о приключениях в виде наемника, и о попытках установить хоть какие-то поряки среди шебутной детворы, привязать им хоть какие-то нормы. Я рассказал о многом, но не о главном. Пусть я и не контролировал себя, но не слова не вырвалось о моей ненормальности. Зато я непреминул пожаловаться на Кшарона, что испортил мое двенадцатое день рождение. Тот в ответ потупил взор и признался, что не знал. Ведь если кто из детдомовцев знал день своего рождения, то это было чудо и этот день считался для него чуть ли не святым. В такой день все остальные относились к нему дружелюбно, кем бы он ни был. Ведь так было заведено. Однако я не винил Шарика. Потому что помимо меня самого, никто, даже воспитательницы, не знали точную дату моего рождения. Я не любил распространяться на этот счет. Причем не любил что в первой жизни, что в этой. Некоторые вещи остались со мной даже не смотря на то, что я лишился воспоминаний.
Дальше разговор потек сам собой. Мы даже не заметили, как пришло время ужина, и поняли это, только когда служанки, вежливо постучавшись, занесли его прямо в комнату. Но даже превосходная еда не смогла полностью заглушить наш разговор, что был слышен до поздней ночи.
Глава 9
Новый день начался забавно. Весь дом шумел и кричал, а у меня под окнами, громко матерясь и топча клумбы, за Небом гонялся взмыленный Марсиас. На приличном расстоянии от этих двоих уже собралась немаленькая кучка прислуги, с любопытством и смехом наблюдающая за происходящим.
Распахнув окна, я уже хотел было окликнуть своего коня, но в это же время послышался звук резкого открытия ставень и откуда-то сверху прямо на спину Небу спрыгнул тот самый красноволосый парень. Он мягко приземлился на него и замер, словно совсем не замечая того, что конь все еще продолжал беситься. В следующую секунду он соскользнул с его спины, будто падая, однако уже через миг парень прочно сидел на животном. В этот момент Небо громко заржал и встал на дыбы, вот только его непрошенный наездник лишь подался вперед, и так и остался сидеть на нем. Казалось, словно эти двое были одним существом и разъединить их было не по силам никому. Но я-то знал, что это чувство не обманчиво. И если они оба этого не захотят, то их действительно не смогут разъединить.