Елизавета Сергеевна Иващук
Меня зовут Шесс
Ничего на свете лучше нету,
Чем поджарить эльфа, как котлету.
Что-то по Толкиену.
Я всегда объезжаю по прямой.
Кое-кто.
Я мертв. Мне неизвестно, сколько лет — или тысячелетий — прошло со дня моей смерти. Но если в мире звучит мое имя, я вижу тех, кто произносит его.
Это происходит все реже. Эльфы, прокляв, запретили его. Наивные… Как быстро они забывают. Эти сознания настолько привыкли ко лжи, что уже не могут осознавать правду. Их проклятия смертоносны, но нельзя причинить вред мертвому. Даже если при жизни он был слабейшим из слабых. А я не был таким.
Но эльфы все же помнят обо мне. Должно быть, еще не развеялся пепел на месте их городов. Помнят и мои соплеменники. Для молодых я только герой полулегенды — полуправды. Для выживших современников— загадка. Представители других рас не помнят меня — кому интересна старая эльфийская сказка. Тем лучше. Когда я вернусь, немногие смогут узнать меня. Я вновь буду никому не известным ребенком. Как тогда, много лет назад.
Мое рождение было обыкновенным. Таким же, как у всех драконов первого поколения. Удлиненное яйцо в жесткой скорлупе, внезапно появившееся в пустыне, поле или горах. Нас было много. Почти все благополучно появились на свет. Лишь единицы погибли.
Вылупись я сразу же, был бы в мертв. Меня спасло умение видеть. Тогда я не знал как его назвать, и в чем природа этой способности. Впрочем, сейчас я знаю не намного больше. Но умение использовать эту способность было врожденным.
Мои первые воспоминания связанны именно с ней. Я видел все возможные варианты моей судьбы до — определенного момента. Для того что бы заглянуть дальше не хватало сил, или, быть может умения. То, что не имело ключевого значения, ускользало от глаз. Я знал, в какие действия могут изменить мою судьбу. Иногда они едва различались. Ведь существовали тысячи вариаций.
В большей части меня ждала смерть.
У маленького дракона мало шансов выжить у подножия ледяных гор, где не найти ничего живого. Но я знал, как повернуть свою судьбу по нужному пути. Необходимо было просто уснуть и подождать какое-то время в этом состоянии. Впоследствии такой сон назовут летаргическим. Не найдя другого выхода я так и поступил
Ожидание не показалось мне долгим. Просто крепкий сон без сновидений. Меня разбудили голоса. Они уже были смутно знакомыми — я слышал их, наблюдая за будущим. Двое говорили обо мне. В их словах не было ничего интересного — я знал, что, в конце концов, они все равно решат взять яйцо с собой и дома узнать, жив ли ребенок.
И опять перед моими глазами мелькали картины будущего. Теперь все они ограничивались пятнадцатью-двадцатью годами. Мои будущие приемные родители были обречены. Их в любом случае ждет смерть. Очень тяжелая. Я понял, что не смогу их спасти. Но попытаться продлить их жизнь и выжить самому стоило.
И моя названная сестра, которой еще не было на свете, тоже не должна умереть. Она достойна долгой жизни. Я не собирался любить свою семью. И знал, что мне это удастся. Не любить проще, чем любить. Умение контролировать чувства в моем случае было врожденным. Но отсутствие любви не могло помешать мне получать удовольствие от семейного уюта. Двадцать спокойных, счастливых лет с теми, кто будет любить меня — прекрасная перспектива. У многих не было и этого.
Когда родители принесли меня домой, я уже решил, как нужно вести себя для того, что бы жизнь сложилась так, как мне было нужно. Было несколько ключевых моментов, когда мои действия решали все. Я очень хорошо помнил их. Другие, не имеющие значения, были для меня загадкой. И это было замечательно. В жизни должно быть место неожиданному — но только в мелочах. Тогда я еще не знал этого. Мне казалось, что те полу-чувства, смазанные картины будущего похожи на жизнь.
Сходство было немногим больше чем между мечтой и реальностью. Для того, что бы походить на сон, видения были слишком логичны. Краски в жизни были не ярче, но выглядели иначе. Можно было сконцентрировать внимание на каждой детали, даже если она не имеет никакого значения.
Разве важна причудливая мозаика, украшавшая потолок, плавные переливы цвета? Все это бесполезно. И я не замечал подобных вещей, когда видел будущее. Я еще не знал, красивы ли они — но это не уменьшало моего интереса. Все это было реально.
И ощущение собственного тела, еще совсем маленького — не больше полуметра — но сильного, несмотря на долгий сон. Похоже, он не причинил мне вреда…Хотелось двигаться, взлететь, или хотя бы попытаться это сделать. Но подобный шаг был бы опрометчивым. А мне очень хотелось жить. Особенно — после того как я понял, насколько это интересно. Только совсем юное существо может получить столько впечатлений, просто глядя в тонкую щель, появившуюся в яйце.