Я захотел, чтобы то, что происходит, было не со мной. Так говорил мне Джон. Страшный Джон, танкист, прошедший Первую чеченскую кампанию. У него очень добрые глаза, но очень страшные истории. Я не хотел быть Джоном. Я хотел увидеть дочь Эйфорию или моего деда, проработавшего всю жизнь на железной дороге.
— Стой!
Третья бутылка летела вниз. Солярис бросал их в костер. Он знал, что там кто-то есть, но я боялся не этого. Мою грудь сдавило оттого, что я знал тех, кто там был. Рыжую бестию окружали ехидные собаки. Они больше не смеялись. Я видел, как она бежала изо всех сил, разгоняя мой навешанный на нее девятый сон.
Откуда он знал, что мои обидчики здесь? Теперь они были похожи на котят. Все четверо расползлись вокруг искрящегося вихря, осколки которого разлетелись вокруг, оставив тонкие хвосты из дыма.
Четвертая бутылка летела вниз.
Снова хочется спать. Я устал. Я не слышал Соляриса, но его гармоника лезла в голову. Я представлял, как отражается позолоченный звук, нежно касаясь бетонного покрытия, с невидимой стороны черепа. Он напомнил мне луну. Стало холодно. Чтобы не упасть, я еще крепче схватился за поручень.
У последнего котенка были окровавлены щеки. Он кричал и плакал. Ноги не слушались меня. Неужели проверка Соляриса так приковала меня?..
Теплый запах шпал напоминал мне деда и его желтый сигнальный флажок с приятной деревянной ручкой. Раньше я часами разглядывал его железнодорожные книги, и даже сейчас отчетливо помню картинку с последним вагоном и обслуживающим его машинистом, поднимающим желтый флажок. Его добрые и грустные глаза… А сейчас желтого флажка не было. Не было и машиниста. Был последний пятьдесят четвертый вагон с углем, который забрал с собой слепого котенка.
Никогда не произносите это слово в его присутствии.
Меня не пугают диалоги врачей. Все это теперь далеко. По ощущениям это похоже на погружение в теплую воду, только от нее пахнет бинтами. А еще иногда дергает резкий запах спирта и шум телевизора с поста дежурного.
Врачи не верили в рыжую бестию. Мне пришлось рассказать им все о ней и о том, что случилось на мосту. Я не хотел предавать Соляриса, но...
Они утверждают, что я был один.
Врачи сказали, что Соляриса нет. И никогда не было…
— Он давно уснул?
Я слышу, но не могу говорить.
«…по предварительным данным, смерть подростков наступила вследствие сочетанной травмы головы, туловища и конечностей».
— Нет, десяти минут не прошло. Он на успокоительном.
Я слышу шелест белых халатов.
«…следствие рассматривает различные версии случившегося, в том числе и травмирование железнодорожным транспортом».
— Снова бредил? – Холодная монотонность врачей сейчас приемлема.
«…признаки прямого столкновения отсутствуют».
Шелест халатов напоминает листья.
«…телесные повреждения, свидетельствующие о криминальном характере смерти, отсутствовали».
— В этот раз кричал. Повторяет одно и то же — про какого-то Соляриса.
Я не чувствую своего тела, но мне кажется, что я улыбаюсь.
Однако вам лучше никогда не произносить это слово в его присутствии.
Конец