-- Он курит? Твой Тибо?
-- Нет, с чего ты взяла? -- Дергаюсь я, нащупывая ногой в темноте туфли, собираясь улизнуть от ненужных вопросов.
-- От тебя пахнет сигаретным дымом.
-- Мы были в ресторане, там безбожно дымили.
-- Почему твой Тибо не поднялся к нам с тобой?
-- Я приехала на такси.
-- Он снова отправил тебя на такси?
-- И что?
-- Твой жених мог бы и сам отвезти тебя. У такого обеспеченного человека наверняка есть машина, а ты всегда приезжаешь на такси.
-- Он мне не жених. Мы просто встречаемся.
-- Конечно-конечно, я не спорю!
-- Он остался в ресторане, у него там деловая встреча. А я спешила к Котику. Все, я побежала, пока, Золотуня! -- спешно целую ее в щеку и, надевая туфли, низко наклоняю голову от стыда. Ненавижу ей врать. А она последнее время постоянно что-то выспрашивает.
-- Надин, посмотри на меня, -- голос Лотты внезапно меняется. -- Он женат, я угадала?
-- Перестань додумывать…
Мне так жаль ее. Она заслужила лучшую дочь. Нужно уходить, иначе расплачусь и выдам себя.
-- Я всегда чувствую, когда ты мне лжешь, Надин.
-- Тише, ты разбудишь Котю. Завтра суббота, я приду к вам на обед, вот и поговорим. Пока.
Вылетаю из квартиры и бегу по ступенькам вниз.
Как же стыдно! Боже, и зачем я когда-то ляпнула про какого-то Тибо? Откуда вообще всплыло это странное имя? Так зовут моего медведя, что ждет меня дома, в спальне, у моей кровати на комоде. Игрушку из детства.
А еще… так звали мальчика. Моего друга, там, в Нуайе, в еврейской коммуне, когда я еще жила со свей настоящей семьей. Как давно это было!
Выскакиваю из подъезда. Такси нигде не видно. Уехал! Что ж, ожидаемо.
Я быстро иду пешком через парк. Темно, безлюдно и уже прохладно. Где-то далеко слышу пронзительный свист. Сторож собирается закрывать калитку, надо поторопиться!
Симон говорил: «Будь осторожна, Надин». Подразумевает ли это «не ходи одна ночью через пустынный парк»?
Невольно иду еще быстрее. На мне легкий костюм, ведь днем было очень тепло. Теперь около десяти, на улице похолодало. Чувствуется осень.
Нервно озираюсь вокруг. Знакомые дорожки, лужайки и скульптуры в темноте неожиданно принимают зловещий и враждебный вид.
Вот в тени кустов слышится рычание и какой-то хруст. Уговариваю себя не паниковать. Скорее всего это бездомные собаки устроили грызню за какие-нибудь объедки. Такие приветливые и безопасные днем, в тусклом свете фонарей пустынные аллеи парка кажутся полными опасности.
Спокойно, Надин. Скоро мы, как обычно, будем гулять здесь вместе с Ги. Залитые солнцем площадки, полные людей и детского смеха, снова станут родными и знакомыми, а мои сегодняшние страхи покажутся выдумкой уставшей нервной женщины. Лечу пулей по авеню Фердузи прямиком к выходу из парка напротив моего дома.
Кафе и пекарня на первом этаже моего дома уже закрыты, столики с тротуара убраны, свет во всех окнах потушен. Заскакиваю в подъезд, лечу по лестнице на второй этаж и трясущимися руками пытаюсь вставить ключ в замочную скважину. Я никого не встретила по дороге, меня никто не напугал, кроме бездомных собак в кустах. Почему тогда меня бьет крупная дрожь и дыхания не хватает?
Может потому, что всех этих убитых девушек находили именно в парках?
Еще раз проверяю, хорошо ли закрыта дверь, включаю свет в гостиной и в спальне. Обхожу квартиру и убеждаюсь, что все в порядке, словно кто-то может прятаться в доме. Вот глупая!
Раздеваюсь и принимаю горячий душ, пытаясь согреться. Обжигающие струи прогревают тело и ослабляют напряжение. Мне становится легче.
Выхожу из ванной, выключаю везде свет, бегу через гостиную в свою спальню и ложусь в постель.
У кого-то дом – крепость, а у меня моя спальня – крепость. В ней никто, кроме меня, не бывает. Даже Котя и Золотуня, когда приходят в гости, не заходят сюда. Все здесь только мое. Цветок на окне, мишка на комоде, фотографии Котика и одно единственное фото Марселя в рамочке. Я ревностно храню мой мир от вторжения, словно это вход в мою волшебную страну, в которой живет остаток моей души. Тут я могу сожалеть, вспоминать, мечтать. И только тут наедине с собой я могу плакать.
Укрываюсь одеялом и проваливаюсь в чистоту и мягкость. Мои простыни всегда идеально свежие, на мне обязательно белоснежная ночная рубашка, надетая на тщательно вымытое тело. Чтобы ничто не напоминало о том, где я была этим вечером и что делала.
В своей постели я никогда не вспоминаю о плохом или грязном. Только о хорошем. Сюда приходят воспоминания и сны о детстве. Здесь я прежняя Сара. Но это секрет.
Смотрю в темноте на огромный цветок на подоконнике, кажущийся на фоне окна черным.