Зенфред сосредоточился. На миг всё окутала непроницаемая темнота, но уже через несколько мгновений в груди начало медленно разрастаться свечение Источника – ослепительно-белого сгустка энергии, вокруг которого нет-нет и вспыхивали искры. Вдалеке показались другие, напоминавшие зияющие просветы на проткнутой шилом чёрной ткани. Они приближались, как летящие из ночного мрака снежинки, и Зенфреда прошиб холодный пот.
Он заставил себя подняться и побежал прочь от преследователей, с трудом перелезая через поваленные деревья и задыхаясь от усталости. Шутки учеников и раньше бывали жестокими, но на этот раз Факел чуть не лишил его головы. Этот белобрысый паршивец готов был жечь всё, до чего дотягивался Источник.
Зенфред не знал настоящего имени Факела, только прозвище, которое тот завоевал на поединках стихийных магов. Академия на десять лет отнимала у адептов имена и титулы и держала их в строжайшем секрете до самого выпуска. Здесь не было ни наследников лордов и королей, ни отпрысков высшего духовенства и сыновей купцов, которым хватило золота для оплаты обучения. Раскрытие имени и рода каралось позорным исключением, потому ученики могли завоевать уважение только силой и умелым владением магией. Каждый в Академии был сам за себя, сильнейших не порицали за издевательство над слабыми – это считалось их правом и наказанием для неумёх вроде Зенфреда. Таких, как он, запрещалось разве что убивать.
Факел раньше остальных научился управлять потоками внутренней энергии, нагревать воздух и высекать первые искры. Два года назад ему открыли третий сдерживавший силу канал. Он быстро вышел из разряда низших огненных магов, носивших общую кличку Коптильников и Лучинников, и теперь вёл себя словно король. Среди своих Факела в шутку именовали Светочем. Он и в самом деле выглядел так, будто был высечен из светочного камня, которым в богатых домах и замках заменяли свечи и масляные фонари. Зенфред, выросший на северном острове, сравнивал белизну его волос и кожи со снегом, которого в этих землях не видели со времён первых магов.
– Вот он! Я нашёл его!
Послышался топот копыт, и сквозь стену зарослей прорвалась четвёрка всадников в красных плащах. Сердце ёкнуло, рухнуло в пятки. Оказавшись в поле созерцания преследователей, Зенфред ощутил страх пойманного охотником животного. Для Факела он был дичью, желанной добычей, ради которой белобрысый мог загнать лошадь до белой пены.
Зенфред стоял как вкопанный и с отчаяньем ждал приближения мучителей. Он не владел магией, и ему нечего было противопоставить Факелу. На втором году обучения слова Верховного магистра о том, что его слабый Источник способен только на созерцание, звучали сродни приговору. После этого Зенфред лишился уважения адептов и всякой надежды оправдать ожидания родных. Он до сих пор не мог понять, почему Верховный не отослал его домой. Должно быть, причина крылась в отце – первом советнике короля, которому стареющий правитель, не оставивший после себя даже бастарда, намеревался передать власть. Имя Ханвиса Райелда внушало уважение и страх, но его наследник, слабый телом и духом, подходил на роль самодержца не больше, чем иной конюх.
– А вот и наш лакомый кусочек! – присвистнул подъехавший вплотную Факел. – Может, стоит соорудить для свинки жаровню?
– Что толку гоняться за кабанами, если и куска мяса в рот не попадёт? – фыркнул высокий темноволосый адепт, длинный и тощий, как жердь. – Ради того, чтобы эта свинья набила себе брюхо?
У него был землистый цвет лица и впалые щёки – последствия жёсткой диеты перед открытием очередного канала, усиливавшего магию. Подготовка к открытию длилась два или три месяца. В это время адептам дозволялось есть только хлеб и пить вместо воды особые отвары, от которых, как рассказывали, поначалу бедняг рвало целыми сутками. Зенфреда подобное не касалось, он мог есть, сколько хотел, и трапеза была для него своеобразным утешением. Теперь же он жалел о каждом лишнем съеденном куске.
– Я слышал, что язычники на Энсердаре питаются человечиной. Там одни камни, а земля белая от соли, и нет ни полей, ни пастбищ. Они откармливают сородичей, а потом забивают их и едят. Может, и нам попробовать? – В глазах Факела сверкнул огонёк азарта.
Язычники на Энсердаре не ели людей. Во всяком случае, Зенфред ничего об этом не слышал. Он провёл на острове большую часть детства и помнил хлебные поля, взращённые скудной почвой; отары овец, пасшихся в низинах у южных гор и крупных рыбин, завёрнутых в пахучие листья водорослей. Их приносили в замок рыбачившие на побережье крестьянские мальчишки и получали медные монеты за свой улов. Выросшему на материке Факелу это, конечно, было неведомо.