Выбрать главу

«Многие гроссмейстеры-мужчины вынуждены были убедиться в том, что высказывание дерзкой девушки о том, что она мечтает сражаться за доской с мужчинами, не только юмор. Дважды подряд пробиться в первую лигу мужского чемпионата страны — таким достижением не может похвастаться ни одна шахматистка. Такому достижению могут позавидовать и многие гроссмейстеры-мужчины».

* * *

Между тем начался матч и в Мерано. Начался ошеломляюще для претендента. После четырех партий счет 3 : 0 в пользу чемпиона Анатолия Карпова. Если так продолжится и дальше, наша поездка, назначенная на 21 октября, «пойдет по местам боевой славы».

Не послать ли Анатолию такую телеграмму:

Был претендент перед матчем неистов,

Да сник понемногу,

Скукожился то есть.

Дождитесь советских туристов,

Побойтесь бога,

Имейте совесть.

— Так-то оно так, — говорит мой товарищ по путешествию в Багио и предполагаемой поездке в Мерано. — А вдруг сбудется ваше пожелание, вспомним, что случилось в Багио... Как вы себя будете чувствовать?

Едва начался матч, как в Первомайском универмаге Москвы (и в других магазинах тоже) резко возрос спрос на шахматные комплекты, а отрада любителей — миниатюрные магнитные шахматы исчезли вовсе. С новой доской и новыми часами пришел к излюбленной скамье в Измайловском парке мой добрый знакомый и партнер Григорий Трофимович Руденко. Это один из тех, кто всем сердцем в Мерано... У верного, хотя и немногословного поклонника Карпова распрекрасное настроение. Когда хорошее настроение, не только легко дышится, спится, работается, но и легко играется. В очередном блицтурнире этот кандидат в мастера общелкивает одного соперника за другим. Только дают ему по одной минуте форы, не на раздумья, нет — на то, чтобы сделать ход и перевести часы, Григорию Трофимовичу нужно чуть больше времени, чем его партнерам.

Лет семь назад мы с младшим сыном поехали на велосипедах в Измайловский парк и в одной из его аллей встретили довольно большую группу симпатичных шахматных зевак, не скрывавших радости по поводу того, что их домашнего чемпиона-задаваку нещадно обыгрывает немолодой степенный незнакомец. Взглянув из-за голов на позицию, я увидел, как тот без раздумий пожертвовал слона в итальянской партии и через семь или восемь ходов заматовал противника. Играл спокойно, а показался человеком нервным, при каждом ходе как-то неестественно поводил плечами.

Сын сказал:

— Папа, а ты на его руки посмотри.

Надо было внимательно приглядеться, чтобы понять — эти руки искусственные. На груди незнакомца был знак фронтовика, и тогда стало все понятно. Позже, когда мы познакомились ближе, оказалось, что у Григория Трофимовича два боевых ордена и много медалей, но он носит один только знак.

Вот что я узнал с годами о Григории Трофимовиче. Родом он из Славгорода, что на Алтае. Там вырос, учился, работал на селекционной станции, играл в шахматы, любил книги, мечтал о дальних путешествиях. Ему действительно выпало много пошагать и поездить по миру, только не дай бог никому такого знакомства с миром.

Его призвали в армию в первую же неделю войны. Наскоро обучили строевому шагу, обращению с винтовкой, штыковому бою и метанию гранаты. В ту пору все всё делали быстрее, чем обычно, время сжалось, спружинилось, Сибирь отправляла на фронт, неумолимо приближавшийся к Москве, свои полки и дивизии...

Слушаю ветерана, и на память приходят строки прекрасного поэта Василия Федорова из стихотворения «Сибирь», написанного в сорок втором; будто бы в наши дни переносился поэт, когда говорил:

Далекой битвы рваный след

Спокойно обведя рукою,

Он скажет: в дни народных бед

Сибирь стояла под Москвою.

Григорий Трофимович начал войну под Москвой на Можайском направлении солдатом. Приметили в первых боях и повысили: стал помощником командира пулеметного взвода. И пролег первый его фронтовой путь от Города Славы до Погорелого Городища, будто из былинного повествования пришли эти два названия, нарочно не придумаешь их. На верстах до того Городища многих своих боевых товарищей потерял Руденко; когда от взвода отделение оставалось, говорили: повезло взводу. Но благосклонность военной фортуны имела и для Руденко срок действия: февраль сорок второго. В бою за город, несколько раз переходивший из рук в руки (что за мрачный провидец назвал его в стародавние времена Погорелым?), ударило осколком в щеку, выбило зубы, контузило. Полгода пролежал в Ульяновске в госпитале, а когда поправился, второй раз двинулся на запад. Только уже не пулеметчиком, а десантником — его взвод был придан танковому полку. Сперва обычному, в районе Курской дуги, а потом и необычному — тяжелому танковому полку прорыва.