– Ой! Наша!
Я вежливо выслушал благодарности и свернул в сумерки бетонных коридоров. Дома стояли так близко, что было ощущение, будто идешь по подземному переходу, да и вообще атмосфера провинциальных дворов давила на глаза безысходностью, но пути назад не было. Миновав несколько скамеек с мудрецами, так мы называли сидящих на кортах старших пацанов, обычно пребывающих в наркотическом дурмане, я вышел к узкой дорожке, ведущей к тому самому месту.
– И что я здесь делаю? – тенистый запах плесени не стал отвечать на мой вопрос и услужливо пригласил в разлом забора.
Стена раскрошилась от попадания идеологической бомбы. Торчащие копья арматуры собирали на себя куски плоти таких же интересующихся как я. Иногда это была яркая ткань китайских рюкзаков, купленных на последние деньги родителей-инженеров, а иногда и реальные жизни стремящихся к быстрому накоплению капитала.
– Хоть бы не задеть. Не задеть! – я оглянулся на прутья и в этот момент ноги запутались в чем-то мягком.
Споткнувшись о кусок рваной материи, я рухнул на пыльную землю, подняв клубы грязно-желтого тумана. Пролежав несколько секунд, дождавшись пока легкие фракции пепла бытия осядут на мою идеально выглаженную одежду, я поднялся, чтобы посмотреть в глаза своему авиа диспетчеру. Им оказался красный флаг со знаменем минувшего строя. В нескольких метрах от меня был тот самый угол, за которым можно было не прятать темную суть своей души и отдаться во власть симфоний ада. Ржавые трубы теплоцентрали в разорванном утеплителе было первым, что встретил мой взор. Нет, меня не смутили ни использованные медицинские принадлежности, ни полыхающее в железной бочке пламя, ни все прочие атрибуты места падших. Свобода дыхания, которую я обрел в этом филиале преисподней была не похожа ни на что. Я будто снова очутился в утробе, где не нужно было играть чьи- то роли. Место, где никто не скажет тебе, что ты не прав. То самое бытие, о котором мечтает плоть. Полнейшая анархия, спонтанность и безнаказанность. Движение в никуда и во все стороны сразу. Да именно за этой кирпичной стеной кажущиеся детьми люди пробовали все, что запрещено моралью и законом и никто кроме их молодого разрушающегося тела не был им судьей. Дымящаяся тишина кирпичных скелетов никак не отреагировала на мое появление. Бездействие пространства – так всегда бывает перед бурей. Я проглотил эти мысли и двинулся вперед по отравленной земле. Черные радужные лужи отражали химическими бликами невинный свет майского солнца, полностью искажая великий замысел природы. Но зачем выливать яд на землю? Зачем разрушать? Этим мы, люди, доказываем своё ведущее положение в мире? А что есть люди? Форма жизни, редко способная на благие дела. Я говорил сам с собой, глядя в грязный огонь пылающего бетона – но бетон не может гореть! Камень не горит!
Появившийся из-за химического огня ботинок раздавил прозрачные осколки, хрустом оборвав мои мысли. Я быстро поднял взгляд и уперся в глаза умного агрессивного хищника, превосходящего меня в размерах.
– Это наша территория, – голос 15-летнего зверя сжал меня, как в тисках.
Рваная одежда, вздутые вены на жилистых руках и металлический взгляд из-под мощного лба. Нет, он не был дебилом-переростком. Он точно знал, что рано умрёт и брал судьбу за горло в этот момент.
– Я в школу. Так короче, – не знаю, как мне удалось побороть адреналиновый паралич, но слова точно были озвучены моим голосом.
– Знаю. Плати.
Из-за его спины показались ещё трое, размером поменьше и с глазами добрее – шавки.
– Не буду, – я не понимал, что со мной происходит и как я мог сказать нет, но запах надвигающейся крови заставил меня скинуть рюкзак, а хищника – запустить правую руку за спину.
Весенний полдень отразился в лезвии ножа. Вот оно – чистое сияние, неопороченное химической злостью промышленных ядов. Я знал, что этот металл мог убить меня через мгновение, но я радовался за людей – мы всё еще можем не уродовать свет. Я посмотрел в небо и это было секундное вознесение до самого солнца. Прыжок в ноги и резкий рывок под пятки на себя – вожак рухнул. Звериный рык был поглощен глухим ударом о землю. Оставшиеся трое – стояли неподвижно, оценивая свои шансы на побег. Я поднял ранец и, уходя, не оглядывался. Почему-то я знал, что они не станут атаковать со спины. Всё-таки они были бойцами, а они – в спину не убивают. Остаток пути по запретной территории я прошел, смотря под ноги, и не заметил, как вышел к центральной аллее.
– Эй! – я услышал знакомый голос, но не обернулся на крик.
Таковы были правила – отозвавшийся на свист или междометие, навсегда лишался имени и нарекался лишь звуком.