Вскоре после этого марш-броска, когда Мерецков вернулся в штаб, ему позвонил начальник Генштаба генерал армии Антонов и сказал, чтобы он срочно вылетел в Москву: принято решение провести парад Победы.
— Вам надлежит, Кирилл Афанасьевич, ещё и готовить сводный полк Карельского фронта, — предупредил Антонов. — Этим сводным полком вы откроете парад. Так что ждём вас!..
У Мерецкова было мало времени. Он быстро собрался, оставил за себя начальника штаба Крутикова и рано утром 11 июня вылетел в столицу. Сидя в «Дугласе», он мысленно наметил, чем займётся в первую очередь, когда приземлится самолёт. Но все его планы нарушились, едва он приехал в Генштаб. Поговорив о ситуации в Приморье, Антонов сказал маршалу, что в течение десяти дней тот будет участвовать в разработке предстоящей Маньчжурской операции на Дальнем Востоке. Кроме этого, Кириллу Афанасьевичу придётся заняться тренажем сводного полка Карельского фронта, готовя его к параду Победы.
— Ну а теперь, Кирилл Афанасьевич, пойдёмте в Кремль к товарищу Сталину. Есть у него к вам конкретные вопросы по передислокации войск на Дальний Восток…
В ночь на 24 июня Мерецков почти не спал: утром ему предстояло вывести сводный полк фронта на параде Победы. Перед этим состоялась последняя, генеральная репетиция парада, и прошла она уже не на Центральном аэродроме, а на Красной площади. Перед её началом генералы собрались вокруг маршала Жукова и устроили перекур.
— Ну что, братцы, притихли? — громко спросил Жуков. — Вот я завтра утром буду принимать парад и не волнуюсь.
— А я буду командовать парадом и тоже не волнуюсь, — подал голос стоявший рядом маршал Рокоссовский. — А кто у нас первым выведет свой сводный полк на Красную площадь? Не ты ли, хитрый ярославец?
— Мне выпал такой шанс, — улыбнулся Мерецков.
— А чего такой грустный? — спросил его маршал Василевский, выпуская изо рта колечки сизого дыма.
— Нам с вами, Александр Михайлович, ещё придётся сразиться с японцами, вот я и волнуюсь, как там сейчас мои ребята чувствуют себя. — Мерецков поднял голову кверху. — Всё небо тусклое, забито чёрными тучами, как бы завтра не выпал дождь…
24 июня Кирилл Афанасьевич выглянул в окно. Над Москвой висело хмурое небо, шёл дождь. В сводный полк маршал прибыл раньше, но дождь всё моросил, и было как-то неуютно.
— Ну, как настроение? — спросил он командарма Щербакова.
— Настрой боевой, товарищ маршал! — отрапортовал генерал.
— А у тебя, Лев Соломонович? — Кирилл Афанасьевич взглянул на Стоявшего возле него генерала Сквирского, бывшего командарма 26-й, а теперь начальника штаба Беломорского военного округа.
— Взяли бы вы меня на войну с япошками, — попросил генерал.
— Не могу, Лев Соломонович, — покачал головой маршал. — Раньше мог бы, включив тебя в Полевое управление фронта, но такого желания ты не высказывал.
— У меня на плечах была армия, — смутился генерал.
Мерецков посмотрел в сторону Мавзолея. Трибуны вокруг него были заняты гостями. Где-то там находилась и Дуня. Несмотря на дождик, Красная площадь бурлила, люди шли к ней с лозунгами и плакатами, несли транспаранты. На всех языках из уст гостей звучало одно слово — победа!
Отчётливо раздалась команда:
— Парад, смирно!..
Прокатился гул аплодисментов, когда часы на Спасской башне Кремля отбили десять ударов. Кирилл Афанасьевич увидел, как на белом коне на Красную площадь лёгкой рысью выехал маршал Жуков. Сидел он в седле как влитой. Пока его конь цокал коваными копытами по брусчатке, грянул оркестр и к Жукову подъехал маршал Рокоссовский. На Красной площади вмиг воцарилась тишина, и все услышали громкий голос командующего парадом маршала Рокоссовского, который отдавал рапорт принимающему парад маршалу Жукову…