— А где командующий округом Уборевич?
— Он болен, у него высокая температура, — объяснил Кирилл Афанасьевич. — Иероним Петрович просил извинить его. Как только ему станет лучше, он явится в штаб.
Тухачевский воспринял это как должное, на его красивом, резко очерченном лице появилась скупая улыбка, и он не то в шутку, не то всерьёз спросил:
— Учения, надеюсь, в связи с этим не отменили?
— Как можно отменить, да и зачем? — возразил Мерецков.
Тухачевский засмеялся колючим смехом.
— Я вспомнил один забавный случай, — заговорил он. — В одном южном округе как-то проводилась инспекция. Приезжаю и вдруг узнаю, что командующий округом заболел. Тоже простыл, поднялась температура. Ну, думаю, проведёт учения начальник штаба. Но у начальника штаба неожиданно заболел живот, и он слег. Что делать? Кто будет руководить учениями? Вызвался сделать это командир одной из дивизий. Ладно, говорю, пусть проводит, а сам в душе отметил: мол, это будут не учения, а что-то вроде сбора людей в поле. Но я ошибся: учения командир дивизии провёл блестяще! Я решил как-то поощрить его, и знаете, что сделал?
— Не догадываюсь.
— По моему представлению нарком обороны назначил этого командира стрелковой дивизии начальником штаба округа, а того, у которого срочно «заболел» живот, мы уволили.
— Он обманул вас?
— Да! Испугался, что не сможет сделать всё как надо, и сказался больным, а как только учения прошли, он появился в штабе. Но на его месте уже сидел другой человек. Так-то, Кирилл Афанасьевич. У вас, надеюсь, не бывает медвежьей болезни?
— Я скорее сам сяду в танк и форсирую на нём речку, чем скажусь больным! — отрезал Мерецков.
— Когда начинаются учения? — спросил Тухачевский.
— Завтра с рассветом.
— Ну что ж, будем считать, что мне повезло…
Каково же было его удивление, когда на учения прибыл командарм 1-го ранга Уборевич! Он представился замнаркому и, словно извиняясь, тихо сказал:
— Я чувствую себя лучше, потому и прибыл в поле. А вчера, когда надо было вас встречать, лежал дома пластом.
— Не переживай, Иероним Петрович, все мы люди, — усмехнулся Тухачевский. — Учения проведёт начальник штаба Мерецков. Поглядим, чего он стоит, твой протеже.
Почти весь день Тухачевский пробыл на учениях. Обычно он был скуп на похвалу, а тут вдруг громко воскликнул:
— Молодцы танкисты! Вот она, удаль русская!..
Было отчего воскликнуть. Танки быстро и без суеты преодолели болото и, выскочив из него, ринулись к реке. Машины одна за другой ныряли в воду и через некоторое время выскакивали на противоположный берег, заросший осокой и березняком, на ходу ведя огонь из орудий по противнику.
— Впервые вижу, что ни один танк не застрял в болоте, а в воде они плыли, как огромные чёрные лебеди, — сказал замнаркома, глядя на Уборевича. — Твоя работа, Иероним Петрович?
— В основном вот его, — командующий весело кивнул на Мерецкова.
После окончания учений Уборевич пригласил Тухачевского и Мерецкова к себе домой на ужин. Был выходной день, и сам бог велел им посидеть за столом. Кирилл Афанасьевич заметил, что замнаркома в разговоре был прост и доступен. Чувствовалось, что он высоко ценил полководческий талант Уборевича, потому что лестно отозвался о Белорусском военном округе, где соединения возглавляли опытные, прошедшие Гражданскую войну командиры.
— Это мой живой клад! — бойко откликнулся Уборевич. — Предлагаю выпить за этот клад коньяку!
— У вас, Иероним Петрович, как я понял из беседы с начальником штаба округа, большое внимание обращается на изыскание путей повышения ударной мощи стрелковых и артиллерийских частей, — сказал Тухачевский. — Это очень важно.
Лицо у командующего Уборевича от выпитого коньяка покраснело, он повеселел, ему захотелось поведать Тухачевскому о том, что удалось сделать в округе и что ещё предстоит сделать.
— Михаил Николаевич, недавно мы провели учения в одной стрелковой дивизии, в штат которой ввели батальоны танков, — заговорил Уборевич. — Всё прошло очень удачно, и мы сделали такой вывод: включить в штаты стрелковых полков танковые подразделения. Вы нашу инициативу поддержите?
— На все сто процентов! — почти торжественно произнёс Михаил Николаевич. Он взглянул на сидевшего напротив Мерецкова. Его рюмка была наполнена коньяком. — А вы что, голубчик, не пьёте?