И я внезапно понимаю, кого они мне напоминают. Они как Клео, только в человеческом и мужском обличии. А с точки зрения эстетического наслаждения скорее всего и выиграют конкуренцию, прости, Клеопатра.
— А вы можете спеть «Крылатые качели»? — улыбаюсь я им.
Ну хотят мужчины показать класс и поразить даму. Вот пусть показывают и поражают. Что ж я буду им мешать?
— Слушай, — Иван смотрит на своих с детским восторгом. — Что ж мы про «Качели» забыли? И концертную программу не поставили.
— А ты их в детстве не напелся? — А вот Артур эту песню не любит, вон как скривило. А ты думал? Мало того, что перечислю песни, так еще и назову ту, которую ты любишь или умеешь петь? Ага, сейчас. Что ж я, зря ваши концертные программы отсматривала?
Кто кровожадный?! Я! Кому коварство второе имя? Мне!
Но ребята сдаваться не привыкли и вызов, судя по тому, как зашевелились — любили.
Лев оторвался от наигрывания чего-то страдальческого, похоже, собственного сочинения. У Артура заблестели глаза, он словно очнулся. Иван и Сергей, правда, как что-то расписывали на нотных листах, так и продолжили.
— Только мне текст нужен, — не поднимая головы и быстро что-то набрасывая и одними губами напевая, проговорил Иван.
— Не, молодец какой, — возмутился Артур. — Он текста не помнит, можно подумать, мы всю ночь учили.
— Ты их все равно не помнишь, — беззлобно поддел его Иван.
— Да ладно, сейчас все будет. — Лев уже колдовал у ноута в другом конце репетиционного зала. Зашуршал принтер.
— Готово. Текст. Ноты.
— Ты тональность на две ступени вниз убери, — бросил Иван, взглянув на листы. — Мы взопреем там петь.
— Не по десять лет.
— Ой, где наши десять лет…
— Ага. По четыре часа утром, по четыре — вечером. Жизнь за станком. Хор мальчиков-зайчиков, — проворчал Артур.
— Можно подумать, ты когда-то хотел по-другому, — тихо проговорил Сергей. — С того самого момента, как первый раз на сцену вышел. И почувствовал зал.
— Ладно. Хватит философии, — скомандовал Лев. И обернулся к Ивану: — Ты партии накидай пока.
— Пять минут.
Отложил одни листы, принялся за другие. Сергей прикрыл глаза. И на лице у него расплывалось широкое, безграничное блаженство.
— Ванька у нас гений, — с внезапной искренней теплотой и гордостью проговорил Артур-
— Я думала, вы все тут…
— Как бы мы не гордились и порой не кичились своими вокальными данными и выучкой, но гений тут один.
— Перестань, ты меня отвлекаешь, — проворчал Иван.
Вот честно, я думала, что Лев возмутится. Но он лишь улыбнулся одними глазами, тепло и мягко. Не думала, что он так умеет. И согласно кивнул. Сел за рояль — и в зале поплыли звуки «Качелей».
Вот так просто. С листа. На две ступени ниже. Какая прелесть.
Лев вдруг поднял голову и внимательно посмотрел мне в глаза:
— Слушайте, а можно мы попросим вас выйти.
— Почему?
— Надо выставлять слушателям что-то готовое. И мы хотим…
— Конечно.
Я поднялась:
— Только можно слушателей у вас будет двое?
— В доме еще кто-то есть?
— Моя дочь. Вот она занимается музыкой серьезно.
— Это ж замечательно.
Я написала на нотном листе свой номер телефона, чтобы они позвонили, как будут готовы и отправилась на второй этаж, посмотреть, как там Машка.
Глава седьмая
Отдалась работе. Думала по любви.
Нет, оказалось, за деньги
(С) Безбрежный Интернет
— Мамааааа, — подняла на меня глаза Машка. — Мамаааа. Этооооо. Этооооо.
Она сидела с кошкой в обнимку на ступеньке лестницы и похоже, слушала, не шевелясь. Мы с Клео вздохнули: ой, мы ее теряем.
— Мама, я хочу у них учиться!
— Попробуем, конечно, только. Дочь. Не всегда тот, кто умеет делать что-то сам хорошо, умеет учить. Это разные навыки.
— Я понимаю, но… Мам, какая постановка голоса. Я так тоже хочу.
— Их в интернате учили, с семи лет, — вздохнула я. — И с детством, как я понимаю, у них большие проблемы.
— А ты бы меня сдала? — блеснула глазами дочь. — В интернат.
— А ты б захотела? — спросила я у нее и кивнула на дверь, откуда лились знакомые всем звуки. Короткие жесткие команды в исполнении Льва. Слов пока не было, была музыка. To «ла-ла-ла», то «м-м-м-м», то «а-а-а-а».
— Вот бы их уговорить кусочки репетиций пописать. И на ютуб выложить. Да подписчиков будет миллион, — дочь с жадностью прислушивалась.
— Да?
— Мам, да за эту кухню люди…
— Так, погоди. Кухня. Пошли, я тебя покормлю.