— Но вы оставили нас, не предупредив ни единым словом! — произнесла миссис Бэнкс с чувством собственного достоинства. — Мне кажется, вы вполне могли бы сообщать, когда уходите и когда приходите! Я постоянно нахожусь в неведении!
— Мы все находимся в неведении, мадам, — заметила Мэри Поппинс, спокойно расстегивая перчатки.
— И вы, Мэри Поппинс? — задумчиво поинтересовалась миссис Бэнкс.
— Нет, она не находится, — храбро заявил Майкл и тут же поймал на себе сердитый взгляд Мэри Поппинс.
— Ну, как бы то ни было, вы здесь! — подытожила миссис Бэнкс, чувствуя, какая гора свалилась у нее с плеч: ведь теперь не нужно было ни давать объявление, ни посылать за мисс Эндрю…
— Да, мадам, — кивнула Мэри Поппинс и, аккуратно пройдя мимо миссис Бэнкс, положила ковровый саквояж на перила. Саквояж мягко скользнул вверх и со свистом влетел в Детскую. После этого Мэри Поппинс легонько подтолкнула зонтик. Он раскрыл свои черные шелковые крылья и устремился вслед за ковровым саквояжем с пронзительным попугаячьим криком.
Дети открыли рты от удивлений и повернулись взглянуть, заметила это мама или нет.
Но миссис Бэнкс думала только о том, как побыстрее добраться до телефона.
— Дымоход в гостиной вычищен. У нас на обед бараньи отбивные с горошком! А еще Мэри Поппинс вернулась! — выпалила она на одном дыхании.
— Не может быть! — послышался голос мистера Бэнкса. — Я приду и посмотрю сам.
Миссис Бэнкс счастливо улыбнулась и повесила трубку…
Мэри Поппинс чопорно поднялась по лестнице. Дети устремились мимо нее в Детскую. Ковровый саквояж лежал на камине, а на своем обычном месте, в углу, стоял зонтик с ручкой в форме головы попугая. Все было как всегда, словно и зонтик и саквояж никогда не покидали этой комнаты. Аннабела прекратила плакать и с удивлением уставилась на Мэри Поппинс. Потом улыбнулась беззубой улыбкой и принялась наигрывать, словно на губной гармошке, на кончиках пальцев.
— Гм! — мрачно хмыкнула Мэри Поппинс, укладывая шляпку в коробку. Сняв пальто, она повесила его на крючок за дверью. Затем взглянула на свое отражение в зеркале и наклонилась, чтобы открыть ковровый саквояж.
В саквояже абсолютно ничего не было, кроме небольшой рулетки.
— Для чего это, Мэри Поппинс? — спросила Джейн.
— Для тебя, — ответила она быстро. — Чтобы измерить, на сколько ты выросла.
— Не стоит беспокоиться. Мы все выросли на два дюйма. Папа недавно нас измерял, — сообщил Майкл.
— Будь добр, стой спокойно! — сказала Мэри Поппинс, не обратив на замечание Майкла ни малейшего внимания. Она измерила его с головы до ног и громко фыркнула:
— Как и следовало ожидать! Ты делаешься все хуже и хуже!
Майкл вытаращил глаза.
— На рулетках не бывает слов, на них бывают только дюймы! — возразил он.
— С каких это пор? — высокомерно бросила Мэри Поппинс, сунув рулетку ему под нос. На ленте большими синими буквами было написано:
ХУЖЕ И ХУЖЕ
— Ой! — воскликнул Майкл испуганным шепотом.
— Будь добра, подними голову повыше! — распорядилась Мэри Поппинс, измеряя рост Джейн.
— Джейн выросла в упрямого, ленивого, эгоистичного ребенка, — торжественно прочитала она.
На глаза у Джейн навернулись слезы.
— Мэри Поппинс, не может быть! — воскликнула она, так как помнила только те моменты, когда вела себя хорошо.
Мэри Поппинс между тем примеряла рулетку Близнецам.
— Очень шумные, — прочла она минутой позже.
«Капризная и испорченная», — таков был диагноз Аннабелы.
— Так я и думала! — фыркнула Мэри Поппинс. — Стоило мне отлучиться, как дом превратился в зверинец!
Наконец она обернула рулетку вокруг собственной талии, и удовлетворенная улыбка расплылась по ее лицу.
«Лучше чем обычно. Практически Совершенна», — гласила надпись на измерительной ленте.
— Как и следовало ожидать, — заметила Мэри Поппинс и прибавила тут же со свирепым взглядом:
— А ну, марш умываться!
Дети наперегонки побежали в ванную. Теперь, когда Мэри Поппинс вернулась, все шло как нельзя лучше. В мгновение ока дети были вымыты. Никто сегодня не ныл за ужином, никто не оставил ни крошки, ни капли! Поставив на место стулья, дети сложили салфетки и забрались в постель.
Мэри Поппинс ходила по Детской, подтыкая им одеяла. Дети чувствовали привычный запах белого крахмального передника и жареных тостов. Они видели очертания хорошо знакомой фигуры и в восхищении молчали, наблюдая за ней.