— Для городского музыканта весьма сносно. — Маттео поперхнулся и чуть не пролил вино. Джулиано же напрягся всем телом, хоть и не сменил позы.
— Что вы подразумеваете под… всем тем, что сказали? — Певец изо всех сил пытался держать лицо и невозмутимый тон.
— Ни в коем случае не хотела вас обидеть, просто я выросла среди аристократии, да и время в Герфельде оставило свой отпечаток. — После моих слов Маттео всё же не выдержал и заливисто расхохотался.
— Анна, мне кажется, ваши слова каждый раз ранят чувственного поэта всё глубже.
— От чего же? Я говорю чисто и открыто. Если натура мужчин Сициад столь нежна, что их может ранить простое отсутствие восторга, тогда не стоит и спрашивать. — Джулиано перевёл удивлённо-возмущённый взгляд на Маттео.
— Вы правы, мой друг слишком долго получал исключительно восторженные возгласы и комментарии после своих выступлений, поэтому обескуражен. Не будете ли столь добры дополнить или посоветовать, как Джулиано может дополнить выступление?
— Я не говорю за всех, только за себя. Мне лично не хватило трепетности и нежности. Особенно лёгкости и душевности. Ваша музыка самобытна и имеет свой шарм, не спорю, но… Боюсь, меня избаловал Герфельд…
— Ни слова больше. — Отмер наконец Джулиано. Резким, но грациозным движением он подошёл к шкафу. На ходу он скинул кожаную жилетку, распахнув створки, чуть замер возле вешалок с многочисленными рубашками и жилетками. Как благородной даме, мне стоило отвернуться от голой спины, но мне было слишком любопытно, что задумал певец, задетый в лучших чувствах. Всё же отвернувшись, встретилась глазами с заинтересованным Маттео. Вот только ему был интересен не друг, а я. Между тем Джулиано надел лёгкую светлую рубашку. Полное отсутствие декоративных элементов на которой вновь привлекло воспоминания. Стало несколько грустно.
— Что ж, в таком случае поднимусь к себе. Благодарю за вечер, я приятно провела время. — Стараясь, чтобы перепад моего настроения не был замечен, поспешила удалиться.
— Ни в коем случае. — Остановил меня уверенный голос Джулиано. Кажется, музыкант окончательно вернул себе самообладание. Я обернулась.
— Мы намерены показать вам наши владения. Ночные Сициады. Вы должны увидеть, насколько мы легки и душевны. — Я недоверчиво переводила взгляд с одного сициадца на другого. — Не волнуйтесь, княжна. Мы не дадим вас в обиду. — Джулиано протянул мне ладонь.
— Ведите. — Ответила, проигнорировав жест, и первая вышла из дома.
Мы шли не долго. Джулиано вновь ушёл, оставив нас вдвоём. Совсем скоро мы вышли к трактиру с большой, если не огромной террасой. Особенно радовали глаз тяжёлые навесы от стола к столу. Не смотря на то, что деревянные они были только около здания самой таверны, по краям стояло множество столиков. Разумеется, в дневную жару находиться под ними просто так было невыносимо. Даже сейчас, когда солнце уже село, в воздухе всё ещё чувствовался жар. Оглядевшись, нашли с Маттео свободный столик и присели за него. Не увидеть Джулиано было сложно. Как минимум, потому, что он сейчас стоял у деревянного навеса рядом со зданием таверны. Рядом стояли ещё музыканты, гитарист и барабанщик. Ожидаемый набор. Нас Джулиано тоже заметил, игриво подмигнув, продолжая петь. Уже ожидаемо, нечто яркое и энергичное. Но вот он допел и обернувшись, начал переговариваться о чём-то с музыкантами.
— Осмелюсь предположить, что договаривается о песне на герфельде. Душевной и трепетной, как вы и просили. — Отстранённо подметил Маттео, вытянув ноги и скрестив руки на груди.
— Да, это было бы вполне ожидаемо после обещания в доме.
Прекрасная, как солнце,
Воительница с горячим сердцем,
Волосами цвета красных роз.*
Как ни странно, но песня действительно была трепетной и почти нежной. Хоть в голосе Джулиано не было мягкости, но он вполне умело компенсировал это интонацией и окраской слов. Тем более, что и стиль песни был далёк от Герфельда, ровно как и звучание. У Джулиано было слишком много текучего и мягкого акцента. Однако особый шарм произведению придавал внезапный контраст. Музыкант набирал динамику в интонации, за счёт чего любой мог невольно проникнуться драматичности.
Но она знает истину,
Идти вперёд — это не для всех.
С сердцем, расколотым пополам,
Уже холодно.*
Я начала подозревать, что и песни таковой нет, а текст озорник Джулиано выдумывает на ходу, но окончание песни стало весьма ожидаемым.
Я буду огнём и холодом,
Прибежищем зимой.
Я буду тем, чем ты дышишь,