Затем зверь перепрыгнул переплетающиеся корни старого дуба и скрылся из виду так же быстро, как появился.
Часть первая
ЖИВОЙ ГЛАЗ
Я стою один, среди звёзд.
Всё небо озарено светом, как если бы сейчас рождалось новое солнце. Люди кричат и разбегаются, но я стою здесь без возможности шелохнуться или вздохнуть. Затем я вижу дерево, чернее тени, на фоне пылающего неба. Эти жгучие терзания, подобные терзаниям корчащейся в предсмертной агонии змеи, они настигают меня. Обжигающая боль приближается. Я пытаюсь бежать, но ноги будто обратились в камни. Моё лицо горит! Я закрываю глаза. Кричу.
Моё лицо! Моё лицо горит!
Я проснулся. Пот застилает мне глаза, а солома с подстилки жалит щёки и лоб.
Зажмурившись, я жадно глотаю воздух и закрываю лицо холодными ладонями.
Потянувшись, я снова чувствую боль меж лопаток. Опять! Мне хочется, чтобы она покинула меня. Почему рана всё ещё беспокоит меня, когда прошло уже более пяти лет с того момента, как меня выбросило на берег в этих местах? Кроме того, рана моей памяти тоже не затянулась, я ничего не помню о своей жизни до того, как оказался на скалах. Почему выздоровление не приходит? Я подумал и пожал плечами: мне никогда не узнать этого, как и многого другого.
Я начал убирать солому обратно в подстилку, но нащупал пальцами муравья, несущего что-то, превышающее его собственную массу в несколько раз, и наблюдал, почти смеясь, как насекомое пытается взобраться на маленькую горку из соломин. Он мог бы легко обойти её справа или слева, но нет. Какой-то таинственный мотив побуждал его пытаться, съезжать, снова пытаться и снова съезжать, раз за разом. Несколько минут я смотрел, как он проделывает это снова и снова.
Наконец я сжалился над маленьким другом. Хотел было взять его за ногу, но понял, что, возможно, она оторвётся, особенно если он будет сопротивляться. Тогда я поднял личинку, которую он тащил. Как я и предполагал, он отчаянно уцепился за неё. Я перенес муравья и его добычу через соломенную гору и опустил на другом её конце. К моему удивлению, когда я отпустил личинку, это сделал и муравей. Насекомое повернулось ко мне, раздражённо шевеля усами. Было очевидно, что на меня ругаются.
– Мои извинения, – прошептал я сквозь улыбку.
Муравей побранился ещё немного, а затем повернулся к личинке и продолжил тащить этот тяжелый груз дальше, в свой дом.
Улыбка исчезла с моего лица. А где мне найти свой дом? Я перетащу свою соломенную постель, всю хижину, если понадобиться, если только узнаю куда идти.
Повернувшись к открытому окну, я увидел полную луну, светящую ярко, словно диск из чистого серебра. Лунный свет проникал в хижину через окно и щели в соломенной крыше, освещая комнату мерцающими полосками света. На мгновение свет почти сокрыл нищету комнаты, покрыв её пол из земли слоем серебра, грубые глиняные стены – бриллиантами света, очертания спящего в углу человека – сиянием ангела.
Я знал, что это просто иллюзия, не более реальная, чем мой недавний сон. Пол всё ещё грязный, кровать соломенная, а дом – просто хижина, сделанная из сплетённых прутиков соломы. Да загон для гусей, стоящий по соседству, сделан с большей заботой! Я скрывался там временами, и крики с шипением гусей звучали в эти времена в моем мире чаще, чем голоса людей. Всё потому, что в загоне было теплее, чем в моей хижине в феврале и суше в мае. Даже если я не заслуживал лучшего отношения к себе, чем гуси, никто не мог заявить, что его не заслуживала и Бранвен.
Я смотрел, как она спала. Её дыхание, такое нежное, что едва приподнимало шерстяное одеяло, казалось мирным. Увы, я знал, что это не правда. Спокойствие, посещающее её ночью, совсем уходило днём.
Не просыпаясь, она повернулась ко мне лицом. В лунном свете Бранвен выглядела даже красивее, чем обычно, особенно её кремовая кожа щёк и расслабленные брови, которые были такими только сейчас, во время сна или всё чаще повторяющейся молитвы.
Я пригляделся к ней. Если бы только Бранвен захотела поговорить. Рассказать всё, что она знает. Но она уходила от разговоров, даже если знала что-либо о нашем прошлом. Я не мог понять, по какой причине она молчит об этом.
За те пять лет, что мы прожили в этой хижине, я немного узнал её. Но прикосновение руки и огонёк сожаления в её глазах всё также вводили меня в заблуждение. Я знал лишь то, что Бранвен не моя мать, хоть она и убеждала в обратном.
Но откуда я мог быть уверен, что она врёт? Просто в глубине души я знал. Бранвен была слишком таинственной и скрытной. Несомненно, мама, настоящая мама, не была бы так холодна к собственному сыну. А если требовались ещё аргументы, я мог просто посмотреть на её лицо. Такое красивое и отличное от моего. Нет, я был не больше похож на её сына, чем гусь на моего брата.
Также я не верил, что её зовут Бранвен, а меня Эмрис, как она пыталась мне втолковать. Какие бы имена мы не носили до того, как море выбросило нас на скалы, откуда-то я знал, что они другие. Каждый раз, когда она называла меня Эмрисом, я чувствовал, что это фальшивка. Но истину искать было негде, разве что в своих туманных снах.
Единственное время, когда Бранвен – если её действительно так звали – могла приподнять передо мной завесу тьмы, это когда она рассказывала разные истории. Наверное, она и не замечала, но огни в её глазах начинали сверкать ярче, когда она говорила о титанах и богах, о монстрах и приключениях в древней Греции.
Обычно она выбирала истории о друидах-целителях или о таинственных путниках из Галлии. Но мифы о греческих богах и богинях зажигали особенные огоньки в её глазах. Временами я чувствовал, что эти истории – способ погрузиться в места, которые она будто действительно помнила, где странные существа бродят всюду, и великие духи живут среди людей. Эта идея казалась глупой мне, но не Бранвен.
Неожиданная вспышка света на её шее отвлекла меня от мыслей. Это был лишь лучик, отражённый от драгоценного кулона, хоть он и светился зелёным насыщенней, чем обычно. Я понял, что ни разу не видел её без украшения, никогда. Что-то зашевелилось в грязи позади меня. Я обернулся и увидел пучок сухих тонких листьев, казавшихся серебряными в лунном свете. Он свалился с крыши, и на его месте теперь сиял луч света. Ведь потолок состоял не только из соломы, но его дополняли листья, цветы, корни, орехи, куски коры и семена. Всё это – коллекция Бранвен. Ингредиенты были всюду: у окна, напротив двери и на столе, рядом с кроватью хозяйки. Во всей хижине стоял запах корней бука, семян горчицы и много чего ещё. Я любил эти ароматы, все, кроме укропа, из-за которого хотелось чихать. Кора кедра (моя любимая) поднимала на высоту гигантов, листья лаванды приятно пощипывали нос, а морская водоросль напоминала о чём-то забытом и таинственном.