Есть врачи, пренебрегающие этим. Были времена, когда и Майку хотелось принадлежать к их числу. Но истина заключалась в том, что если ты отдаешь всего себя, на одного больного уходит минута или две, не больше. И вот он слушал их, держал за руку или оставался в отдалении, если требовали обстоятельства, в зависимости от пациента и его состояния.
В кабинет он зашел ровно в девять. Первого пациента уже привезли. Люсиль, старшая медсестра, занималась их подготовкой. Это даст Майку минут десять — просмотреть карты, результаты вчерашних вечерних анализов. Он вспомнил своих соседей и стал искать результаты анализов Лоримана в компьютере.
Но там ничего не было.
«Странно», — подумал он.
И тут Майк заметил узкую розовую полоску бумаги. Кто-то подсунул записку ему под телефон.
Надо повидаться. Айлин.
Айлин Гольдфарб была его партнером, практикующим хирургом, главой отделения трансплантологии Нью-йоркского пресвитерианского госпиталя. На работе они встречались в хирургическом отделении, а теперь и жили в одном городе. Майк считал, что они с Айлин друзья, хоть и не близкие, и это только на пользу совместной работе. Жили они в двух километрах друг от друга, дети посещали одну школу, но общих интересов, помимо работы, не наблюдалось. Они не видели необходимости в более тесном общении, зато в их отношениях нашлось место полному доверию и уважению.
Хотите испытать вашего друга врача, исходя из его рекомендаций? Тогда спросите: «Если твой ребенок заболеет, к какому врачу ты его направишь?» Ответом Майка всегда было: «К Айлин Гольдфарб». Это служило свидетельством ее высочайшей компетенции.
Он зашагал по коридору, бесшумно ступая по серому покрытию. Белые стены украшали рисунки и гравюры, простые, приятные глазу и не отмеченные сколько-нибудь яркой или агрессивной индивидуальностью, характерной для отелей средней руки. Ему и Айлин хотелось, чтобы больничная обстановка словно нашептывала: «Все для пациентов, все только для них».
Кабинеты украшали только профессиональные дипломы и изречения, призванные успокоить больного. В них не было ничего личностного — ни подставки для карандашей, изготовленной ребенком на день рождения, ни семейных фотографий, ничего подобного. Ведь дети часто приезжали сюда умирать. Кому захочется видеть при этом счастливые улыбающиеся мордашки других, здоровых детей?
— Привет, доктор Майк.
Он обернулся. Это Хэл Гольдфарб, сын Айлин. Скоро должен окончить школу, на два года старше Адама. Давно решил поступать в Принстон на медицинский факультет. И получил разрешение в школе три раза в неделю по утрам проходить практику в больнице.
— Привет, Хэл. Как дела в школе?
Паренек широко улыбнулся:
— Дела идут, контора пишет.
— Легко говорить, когда у тебя, старшеклассника, подготовительное отделение, можно считать, в кармане.
— Вы меня правильно поняли.
На Хэле были брюки цвета хаки и голубая рубашка, и Майк не мог не отметить разительного контраста с черной одеждой Адама. Он даже испытал нечто похожее на зависть. Словно прочитав его мысли, Хэл спросил:
— Как Адам?
— Нормально.
— Давно его не видел.
— Может, позвонишь ему?
— Да, конечно. Буду рад встретиться.
Они замолчали, исчерпав резерв нейтральных вопросов.
— Мама у себя? — спросил Майк, чтобы вежливо закончить разговор.
— Да. В кабинете.
Айлин сидела за письменным столом. Стройная тонкокостная женщина, совсем хрупкая с виду, если не считать сильных и гибких пальцев рук. Каштановые волосы туго стянуты в конский хвост. Айлин носила очки в роговой оправе, последний писк моды, но они придавали ей вид строгой ученой дамы.
— Привет, — улыбнулся Майк.
— Привет.
— В чем дело? — Майк показал ее записку на розовом клочке бумаги.
— У нас большие проблемы. — Айлин вздохнула.
— С кем? — Майк опустился в кресло.
— С твоим соседом.
— С Лориманом?
Она кивнула.
— Плохие анализы?
— Просто ужасные, — ответила она. — Но это должно было всплыть, рано или поздно.
— Может, намекнешь, в чем дело?
Айлин Гольдфарб сняла очки, начала покусывать кончик роговой оправы.
— Ты хорошо знаешь эту семью?
— Они живут в соседнем доме.
— Поддерживаете близкие отношения?
— Нет. Но какое это имеет значение…
— Может, и имеет, — перебила Айлин. — У нас возникла дилемма этического свойства.
— Не понял?