– Кто?
– Ричи.
– Хватит приходить. Я же говорил, что твой товар прибудет через неделю.
– Нет же, я Ричард Лоренс. Помнишь, вы делали нам с Каролиной паспорта?
В двери зашумели замки, судя по времени их открытия, замков было много. Алекс и Джейк просто молча ждали. Дверь открылась. В ней стоял Питер, все в том же костюме, только в изрядно помятом. Одна пуговица отсутствовала, другая висела на одной ниточке. Судя по виду он спал, до того момента пока мы не заставили его открыть дверь.
– Ричи? Что случилось?
– Долгая история, мы можем войти? – Питер оглядел Алекса и Джейка.
– Не беспокойся, они свои. Готов ручаться за них, – ответил я бросив на них резвый взгляд.
– Ну, проходите, – сказал Питер, распахивая дверь.
Свет внутри не горел. Питер шел впереди, вел нас наверх в кабинет. Внутри была мертвая тишина, словно мы находились в склепе. Питер приоткрыл дверь в кабинет и аккуратно зашел внутрь. В его походке что-то изменилось, он прихрамывал на одну ногу, и горбился. У меня появлялось ощущение, что поддержки мы от них не получим. Алекс сел в ободранное кожаное кресло на колёсиках, и указал нам на табуретки, стоящие на противоположной от него стороне. Выражение лица Алекса излучало печаль. Он смотрел на пустой стол, словно разглядывал картину и пытался понять, что хотел изобразить автор. В кабинете было темно, на полках и столе толстым слоем лежала пыль. Алекс долго не мог начать разговор. Он был целиком и полностью погружен в себя.
– За эти годы многое переменилось Ричи. Очень многое... Появилось серьезное противостояние власти. Сначала это было не заметно, устраивали демонстрации, толкали речи. Но узнав об их планах, спецназ начал жестоко разгонять их с помощью слезоточивого газа. В ответ на это протестующие устроили настоящую бойню. Была масса убитых с обеих сторон. Это было что то на подобии очага восстания, которому не дали разгореться. Их подавили в самом начале, но после того ракового дня правительство ожесточилось. Любого, на кого пало подозрение, закрывают, и о нем забывают. А потом они вплотную занялись организованной преступностью, считая, что это мы очаг всех проблем. Боб не сказал ни слова, просто взял и ушел. Куда? Можно только догадываться. Я же спустился до продажи наркоты.
К концу рассказа Питер окончательно пал духом, глаза заблестели, словно он сейчас проронит слезу, но этого не случилось.
– Давай-ка поподробней о тех демонстрантах.
– Помнишь, когда последний раз с тобой виделись, так вот, это началось где-то за полгода до того. Как я и говорил, сначала они были незаметны, а потом бойня, где-то через год.
– То есть, ты уже около десяти лет так живешь?
– Нет, нет. Мы долго старались изо всех сих, что бы не дать им нас подавить. Но, все же, проиграли. Те демонстранты еще живы, и их идеи тоже живы, но, боюсь, что большинство посадили, а остальные вернулись к своей прежней жизни.
– Почему же я об этом не видел не по телевизору, не в газетах?
– Все просто друг мой, СМИ контролируется правительством, а ему не нужно, что бы в других городах узнали о такой жестокости. Иначе вспышки появлялись бы по всей стране.
– А где бы я мог найти лидера?
– А я то откуда знаю? Я всего лишь наркодиллер. Знаю только то, что зовут его Аллен.
У меня в голове сразу вспыхнуло воспоминание об Аллене, Брэде и Стелле, о нашей группе. Неужели это тот самый Аллен? Если он не переезжал, то я знаю, где он живет.
– Слушай Питер, если ты не против. Мы можем заночевать у тебя?
– Ладно, а вы откуда?
– Только что из тюрьмы.
Питер встал с места, и подошел к окну. Поджав губы, он тяжело вздохнул.
– Черт с вами. Оставайтесь.
На лице Питера ясно выражалось нежелание принимать нас. Но его гуманизм взял верх над здравым смыслом. Мы поблагодарили его и отправились по комнатам, в которые Питер нас направил. Время сновидений, надо отдохнуть. Я попал в ту самую комнату, в которую нас когда-то заселили вместе с Каролиной, шторы уже были ободранными, обои блеклые, горел только настольный фонарь. Все преображается на глазах, ветер шумно ворвался в окно развевая шторы, этот ветер словно нес с собой красные капельки краски, которые так изящно легли на стены, вернув им прежние яркие цвета. Этот же ветер растрепал одеяла и, откуда не возьмись, появилась Каролина, сидящая на кровати сложив ногу на ногу в такой непринуждённой позе. Я смотрел на все это с чуть приподнятой бровью. Подобные галлюцинации давно как не удивляют меня.
– Я верила в тебя Ричи, – произнесла Каролина таким милым и ласкающим душу голосом, что я был готов умереть от умиления. Я сел на кровать и обнял ее.
– Но тебе не кажется, что устраивать то, что ты задумал – это уже слишком?
– Нет, любовь моя, они этого заслужили. Как они оставили меня инвалидом? О том, как они косвенно убили тебя? Стеллу? Что они с народом творят?! И за что все это? За то, что мы говорили правду? Нет, я им этот не прощу. Не умеешь править – не берись.
– Отступись Ричи, в конце всего ты пожалеешь, – Каролина встала с кровати и обратила свой взгляд в сторону.
– Ты мне угрожаешь? – спросил я с удивленной улыбкой.
– Нет, я просто знаю, что так будет, – ответила она, развернувшись ко мне.
– Эх, не уверен, – сказал я, распластавшись на кровати, подперев голову руками словно подушкой. После некоторого неловкого молчания Каролина начала отвлеченный разговор.
– Ты же вроде бы научился игнорировать свои видения.
Я поднялся и сел на край кровати, расставив локти на коленях, а кисти свисали как безжизненные плети.
– Ох, не знаю, что на меня нашло, меня, словно, огрели арматурой по затылку. Все началось так внезапно, видения наплыли из неоткуда, и стали неотличимы от реальности. Я не смог остановиться.
Каролина подошла поближе, и присев на колени положила мне руку на голову и начала поглаживать. Я отличал сон от реальности, когда ее ручка столь тепла, столь осязаема.
– Ничего Ричи, все хорошо. Но ты не думаешь все-таки лечиться от этого?
– Нет! Никогда! – завопил я во весь голос. Каролина, приложив палец к губам, прошипела. Я внезапно начал говорить шепотом.
– Тогда я потеряю тебя.
– Но, зато ты перестанешь угрожать окружающим.
– Цена слишком велика. Я на это не пойду.
– Бедный мой, бедный Ричард.
Каролина не переставала гладить. От этих манипуляций с течением времени я уснул. Наутро, конечно, ни Каролины, не принесённого ею уюта не осталось в той печальной комнате. Я лег спать в том же в чем и ходил, зато утром не пришлось одеваться. Я направился к кабинету Питера, он спал на столе, раскинув руки, стирая ими весь накопленный годами слой пыли. Решив его не тревожить я направился к своим. Джейк спал, а Алекс стоял у окна. Комната, в которой мы находились, мало чем отличалась от моей, с точки зрения времени отсутствия жильцов. А по интерьеру, в ней преобладал когда-то бывший зеленый. Теперь это бледно-болотный, на местах стыков обои отклеивались. Алекс молча смотрел вдаль, и, возможно, жалел о том, что ушел из тюрьмы, все таки столько лет привычки, а теперь все иначе. Люди вообще по природе боятся перемен. Перемены заставляют продумывать снова свой распорядок, пересматривать свой образ жизни, и вообще думать. Это общечеловеческая проблема – лень перед мыслительным процессом. С одной стороны, она толкает человека на стадное соглашательство, благодаря чему народ становиться движущей силой в руках сильных мира сего, и остается не раз облапошенным, а взамен получает жалкие гроши как дань. Но, с другой стороны, многими вещами забивать свою голову просто ни к чему. Но важно научиться распределять важные и маловажные проблемы, на которых стоит сконцентрировать особое внимание. Алекс так и стоял, застыв у окна, словно статуя, проклиная своего архитектора за то, что бросил ее на растерзание веков. Так и Алекс думал о том, что возможно ему не стоило выбирать такой путь, возможно, ему нужно было это усвоить еще тогда, когда его наказала судьба смертью брата. Он находил в этом прямую связь, но осознал это только сейчас. Я постучался в открытую дверь и вошел.