Натаниэль Френсис Доу чем-то действительно напоминал бомбу, которая грозила вот-вот взорваться. Как бы то ни было, путь ему преграждать не стоило: он пришел сюда за своим пациентом, и без него он не уйдет, пусть хоть провалится крыша больницы, а стены сложатся внутрь. От его решимости мороз пробирал даже доктора Степпла, который и без того постоянно чувствовал озноб и хронически не мог согреться.
Вскоре доктор Доу и едва поспевающий за ним Стивен Степпл оказались у тупиковой палаты коридора на третьем этаже. На двери висела табличка: «Палата № 39. Особый уход». «Особый уход» на деле значил «особый уход из жизни». Сюда отправляли умирающих – с бьющимся сердцем эту палату означенные пациенты уже не покидали.
В голове у доктора Доу сверлом прокручивалась мысль: «Он еще жив. Я должен успеть. Я должен…»
Перед дверью «39/о.у.» стояли Бергман и Фольмер, личные прихвостни доктора Грейхилла. Безмозглые злобные типы, способные лишь бездумно выполнять приказы своего начальника. Мастера запугивать пациентов и профессиональные господа-усмирители, с ними предпочитали не сталкиваться даже служащие больницы. Впрочем, доктор Доу был из числа тех немногих, кто их не боялся.
– С дороги! – велел он с такой яростью в голосе, что даже Бергман, который, казалось, мог проглотить его целиком, и Фольмер, при подобном исходе закусивший бы его цилиндром (с него бы сталось), вздрогнули и нерешительно переглянулись.
– Сэр, вы не должны…
У доктора Доу не было ни времени, ни желания выслушивать, что он там не должен.
– Вам лучше убраться с моего пути, или вы забыли, кто я такой?!
– Нет, сэр, доктор Доу, не забыли, но мы не можем…
Натаниэль Доу не стал дослушивать и одну за другой открыл защелки на саквояже. С каждым «клац» оба громилы судорожно и шумно сглатывали. Они побелели, губы их затряслись, но применить свое средство убеждения жуткому доктору все же не довелось.
– Доу! – раздался возмущенный голос со стороны лестницы, и Бергман с Фольмером, не сговариваясь, вздохнули с облегчением.
К дверям палаты «39/о.у.» подошел доктор Грейхилл, левая рука господина главного врача. Вдвоем с рукой правой (главным хирургом доктором Шеннибергом) они считали Больницу Странных Болезней своей собственностью.
Доктор Грейхилл всегда был гнилым человеком и пах соответственно, невзирая на все парфюмы. По мнению доктора Доу, он позорил профессию врача одним тем фактом, что испускает свое зловонное дыхание в воздух. В личной пыточной доктора Доу, которую тот выстроил у себя в воображении и в которую то и дело отправлял неугодных ему раздражающих личностей, доктор Грейхилл заслуживал отдельный, именной, стол.
– Я даже не поверил, когда сестра Мид описала ворвавшегося в больницу человека! – Толстяк одарил доктора Доу широкой улыбкой и снисходительным взглядом из-под круглых очков. – Как гром среди ясного неба! Как дождь из черных кошек! Уж не вы ли тогда говорили, Доу, что ноги вашей здесь не будет? И что же я вижу? – доктор Грейхилл демонстративно опустил взгляд. – Обе ваши ноги стоят на этом полу. Вы ведь в курсе, что все громкие заявления мгновенно обесцениваются, когда им противоречат?
– Леопольд Пруддс, – отчеканил доктор Доу. – Мой пациент. Где он?
– Простите, мне это имя ничего не говорит, Доу. Здесь нет никаких Пруддсов.
– Он просто болен. Если вы задурили ему голову и убили его…
– Что? С каких это пор медицинское умерщвление из сострадания стало считаться в Габене убийством? И вообще синдром Котара подразумевает…
– Я не говорил вам о синдроме Котара. То есть он был здесь!
– Сэр, – неожиданно встрял в разговор доктор Степпл, обращаясь к доктору Грейхиллу. – Доктор Доу считает, что его пациентом занимается какой-то доктор Загеби. Но у нас ведь нет докторов с таким именем, верно?
В глубине мелких глазок Грейхилла зажглись огоньки ярости. Он поправил очки и скривился: судя по всему, молодой доктор не просто неудачно вмешался, но еще и сказал что-то не то.
– Степпл, вам нечем заняться?
– Есть, сэр. Я просто…
– Вот и займитесь своими пациентами. Иначе я доложу доктору Скруллингу, что вы ошиваетесь без дела. Он все еще на вас злится после того инцидента, когда вы вытащили из его мусорной корзины и съели заплесневевший сэндвич.
Доктор Степпл не смел поднять глаза на доктора Доу. Униженный и подавленный, он кивнул и предпочел поскорее скрыться. Кажется, молодой доктор сейчас сам желал, чтобы его лишили жизни в палате «39/о.у.».