– Экстракт Концентрированной Боли! – воскликнул некромеханик. – Наслаждайтесь, доктор Доу! Воршек, мой умный, славный Воршек! Ты понял, на что я тебе намекал!
Доктор Загеби не собирался разливаться классическим полуторачасовым злодейским монологом. Вместо этого, бросившись вперед, он схватил доктора Доу за горло и принялся его душить своими механическими руками. Из кончиков пальцев вышли лезвия.
Натаниэль Доу захрипел. Лезвия начали взрезать ему подбородок и шею. Кровь потекла на некогда идеально симметричные воротнички.
Воршек, поднявшись с пола, решил помочь хозяину – подкатил к доктору Доу и вгрызся ему в ногу своими зубами.
Лиззи застыла, парализованная ужасом, а Лео, напротив, принялся биться на столе, но помочь доктору он был не в силах.
Сжимая горло доктора Доу, некромеханик прорычал ему в самое лицо:
– Я знаю, что вы задумали, Доу! Вы явились сюда отнюдь не за пациентом! Вы пришли украсть мою работу! – он покосился на свой журнал. – Вам она не достанется! «Каборах» не достанется вам, слышите меня?! Доктор Моргг продолжит работу над проектом! Вам нас не остановить…
Доктор Доу пытался сделать вдох и не мог. Он ничего не видел, кроме кривых зубов некромеханика, покрытых бурым налетом. Внутри будто прокручивался ворот. Даже сквозь невыносимую боль он чувствовал, как механические руки сжимаются на его горле все крепче и крепче… еще мгновение, и они просто раздавят его…
И тут раздался крик:
– Отпустите его!
Доктор Загеби повернул голову и отшатнулся. Человек, стоявший у двери, сжимал в руке направленный на него револьвер.
Воршек расхохотался, выплевывая кровь доктора Доу изо рта.
Скрючившись от боли, Натаниэль Доу прохрипел:
– Ваша работа… ее нужно остановить…
От этих слов в докторе Загеби словно сработал переключатель и, невзирая на страх быть застреленным, в приступе безумия он снова набросился на доктора Доу.
Прогремел выстрел. Пуля вонзилась в левый окуляр очков доктора Загеби и вошла ему точно в глаз. Некромеханик покачнулся, а затем, задев стол и опрокинув керосинку, рухнул на пол.
– Не-е-ет! – завизжал Воршек. – Этого не может быть! Не может быть!
Развернувшись на своих колесах, коротышка покатил вглубь лаборатории, шмыгнул под один из верстаков и скрылся в какой-то норе.
– Кажется, я успел как нельзя вовремя, – сказал доктор Горрин, повернувшись к доктору Доу.
Аутопсист застыл.
Натаниэль Доу держался за голову, его лицо было искажено, глаза затянула багровая пленка лопнувших сосудов. Он пошатнулся.
Спрятав в карман револьвер, доктор Горрин подбежал к нему и успел подхватить его прежде, чем тот упал.
– Доу! Что они с вами сделали?!
– Боль… Кон… Концентрированная… боль…
Доктор Горрин поставил на пол свой саквояж, стремительно отщелкнул замки.
– Проклятье! Я не использую анестетики! Мои пациенты не испытывают боли! – Он лихорадочно огляделся и, схватив со стола саквояж доктора Доу, распахнул его. – Так… Это не то… и это…
– «Мер…»… «Мерверин».
– Где же этот проклятый «Мерверин»?! Ах да, вот же он…
Доктор Горрин быстро наполнил шприц из темно-коричневого пузырька и схватил доктора Доу за руку.
– Не дрожите так! Я не могу попасть…
– Куда угодно… – Доктор Доу имел в виду, что не обязательно искать вену.
– Да я в вашу руку попасть не могу! – Доктор Горрин выбрал момент и воткнул иглу в запястье Натаниэля Доу. Поршень с шипением выдавил лекарство.
Доктор Доу дернулся, мелко затрусил головой.
Горрин глядел на него, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что «Мерверин» подействовал.
Поначалу ничего не происходило, но затем лицо доктора слегка разгладилось. Взгляд чуть прояснился.
Лекарство притупило боль – на время: вряд ли оно могло по-настоящему справиться с изобретением доктора Моргга. Ощущение как будто тебя разрывают на куски ушло, но его заменило другое, ненамного более приятное – словно нечто скользкое принялось заполнять все внутренности своими щупальцами, пытаясь выбраться наружу…
– Вы выронили ваш пузырек! – Доктор Горрин подобрал взрывчатую смесь с пола. – Повезло, что он не взорвался.
– Помо… помогите им…
Горрин кивнул и, усадив доктора Доу на стул, поспешил к несостоявшимся пациентам некромеханика.
Сперва он открепил девушку; та едва не упала, стоило ей оказаться на ногах. Боясь поверить, что все закончилось, бедняжка плакала и благодарила, но в ее смешанных со слезами словах вообще ничего нельзя было понять.