— С Чарли мы увидимся позже. Забирай его, — обратился я к Фавье.
Фавье подхватил Санчеса под мышку. Решительно. Поставил его на ноги. Санчес захныкал.
— Подождите. У него есть свои привычки. Аперитив он пьет у Франсиса, на Канбьер. Иногда, по вечерам, ужинает в «Мае».
Я подал знак Фавье; тот выпустил его руку. Санчес свалился на стул, словно куча дерьма.
— Так-то оно лучше, Санчес. Теперь мы можем договориться. Сегодня вечером ты что делаешь?
— Как что… я на такси. И…
— В семь часов ты зайдешь к Франсису. Сядешь за столик. Будешь пить пиво. Глазеть на женщин. Когда придет твой приятель, поздороваешься с ним. Я там буду. Без подвохов, я ведь знаю, где тебя найти. Фавье проводит тебя.
— Благодарю, — прохныкал он.
Он встал, шмыгая носом, и пошел к двери.
— Санчес! (Он застыл на месте, опустив голову.) Сейчас я тебе скажу, что я думаю. Тони никогда не водил твое такси. Только в пятницу вечером. Или я ошибаюсь?
— Ладно…
— Что ладно, Санчес? Ты только гнусный лжец. В твоих интересах не обманывать меня с твоим Тони. Иначе можешь с такси распрощаться.
— Извините. Я не хотел…
— Чего? Говорить, что ты якшаешься с бандитами? Ты сколько получил в пятницу вечером?
— Пять. Пять тысяч.
— Учитывая, для чего пригодилось твое такси, ты здорово прокололся, если хочешь знать мое мнение.
Я обошел свой письменный стол, выдвинув ящик и достав из него портативный магнитофон. Я наугад нажал на клавишу.
— Все записано. Поэтому, помни про сегодняшний вечер.
— Я буду там.
— И еще. Для всех, на работе, для жены, твоих приятелей… речь идет о проезде на красный свет и только. Полицейские — ребята симпатичные, и все такое…
Фавье вытолкал Санчеса из кабинета и закрыл за ним дверь, подмигнув мне. У меня появился след. Кое-что, над чем можно было поразмыслить.
Я лежал. На кровати Лолы. Я пришел сюда инстинктивно. Как в субботу утром. Мне очень хотелось побыть у нее дома, в ее постели. Словно в ее объятиях. И я не колебался. Я на миг представил себе, что Лола открывает мне дверь и впускает меня в дом. Она сварит кофе. Мы будем говорить о Маню, об Уго. Об ушедшем времени. И о времени, которое проходит. О нас с ней, может быть.
Квартира тонула в полумраке. В ней было прохладно и сохранялся привычный запах. Мяты и базилика. Этим двум растениям не хватало воды. Я полил их. Это первое, что я сделал. Затем я разделся и принял душ, почти ледяной. Потом поставил будильник на два часа и, обессиленный, вытянулся на голубых простынях. Под взглядом Лолы, устремленным на меня. Тем взглядом, когда она ложилась на меня. Тысячелетия скитаний, черные, как антрацит, сверкали в ее взгляде. Лола была легкая, словно дорожная пыль. Ищи ветер, найдешь пыль, как бы говорили ее глаза.
Спал я недолго. Четверть часа. Слишком много мыслей толпилось у меня в голове. Мы с Перолем и Черутти провели небольшое совещание. У меня в кабинете. Окно было распахнуто настежь, но свежести не было. Небо снова потемнело. Гроза была бы желанной гостьей. Пероль принес пиво и сэндвичи. С помидорами, анчоусами, тунцом. Есть их было неудобно, но все-таки они были лучше, чем обычные, отвратительные бутерброды с маслом-ветчиной.
— Мы приняли показания Муррабеда, потом доставили его сюда, — подвел итог Пероль. — Сегодня днем мы устроим ему очную ставку с парнем, которого он избил. Мы задержим Муррабеда на сорок восемь часов. Мы, наверное, найдем возможность в самом деле его посадить.
— А девчонка?
— Она тоже здесь. Мы сообщили ее семье. За ней приедет старший брат. Он выезжает в 13.30 сверхскоростным поездом. Для нее это хреново. Она быстро окажется в Алжире, замужем.
— Тебе надо было дать ей самой выпутываться.
— Ну да. А через месяц-другой мы подобрали бы ее, мертвую, в каком-нибудь подвале, — заметил Черутти.
Жизнь таких девчонок едва начиналась, а они уже попадали в безвыходное положение. Выбор за них делали другие. Из двух зол, какое лучше? Черутти украдкой поглядывал на меня. Его удивляло мое ожесточение против Муррабеда. За этот год, что он находился в бригаде, Черутти за мной такого не замечал. Муррабед не заслуживал никакой жалости. Он всегда был готов на самое худшее. Это читалось в его глазах. Более того, он чувствовал себя под защитой тех, кто снабжал его наркотиками. Да, я сильно желал, чтобы он сел в тюрьму. Я хотел, чтобы это произошло здесь, сейчас. Наверное, потому, чтобы доказать самому себе, что я еще способен вести расследование и довести его до конца. Это успокоило бы меня в отношении собственных возможностей идти до конца в расследовании гибели Уго. И, кто знает, Лейлы.