С первых же секунд встречи Игнат обратил внимание, что пани Марина взволнована. Она была одета необычно строго, по-походному. Короткая юбка, куртка, сапожки. Щеки ее были розовыми от возбуждения. Всегда внимательно наблюдавший за ней Игнат никогда прежде такого не замечал.
Они приветливо поздоровались, и пани Марина провела его в дальнюю комнату, плотно затворила дверь. Когда он входил, она сама ему отпирала дверь, хозяев он не встретил.
— Здесь, в доме, мы одни. Хозяева — мои верные люди. Да, они — люди Вороного. Но еще прежде того — мои. Однако я все равно их отправила. Чтобы никто не мог даже случайно подслушать ни одного слова из нашего с тобой разговора.
— Что случилось, Марина?
— И ничего не случилось, и случилось все! Я ухожу. За кордон. Мы больше никогда не увидимся.
— Почему?
— Потому что я — реалистка. Вряд ли наши пути пересекутся в этом огромном мире судеб и дорог.
— И не остается надежды?
— Нет. Потому что я не вернусь в эту страну никогда.
— Может быть, я?..
— Вряд ли, Игнат. Никуда ты не собираешься. Если, конечно, не пошлют. Потому что ты — советский разведчик.
Он с искренним удивлением посмотрел на нее.
— Ты знаешь, Игнат, я почти уверена в этом.
— Почему?
— По целому ряду деталей. Например, если бы ты был настоящим членом банды Вороного, ты бы тогда на рынке одного-двоих угробил. А ты не убил.
— Ты проверяла?
— Да, я потом справлялась через своих.
— Я не люблю без дела убивать. Без надобности.
— Пусть так. Да и психология у тебя совсем другая, чем у них, у бандитов. Они все хапуги, грабители, сволочи. В общем, действительно бандиты.
— Есть идейные.
— Идейных здесь сейчас нет. По крайней мере — у Вороного. Но это сейчас неважно. Если ты разведчик от Советов, мне это неприятно, потому что я ненавижу эти Советы. Но тебя я люблю. А Ворона — ненавижу. За его двуликость, опять же за алчность, за скотство всей его банды и его самого и за то, что служил в СС. Если такие скоты борются против Совдепии, ее не одолеть никогда. Нужны благородные борцы, честные и самоотверженные.
— За что ты ненавидишь их, эти Советы?
— Есть за что.
— Расскажи.
— Даже не за то, что они убили моего отца. Благородного, очень достойного человека.
— Кто его убил?
— Один мерзавец из НКВД. Обвинили в шпионаже, о котором мой бедный отец и понятия не имел...
— Кто был твой отец?
— Польский дворянин. Так вот этот энкавэдэшник застрелил его на допросе. В сорок четвертом, в декабре. Только через месяц я узнала об этом. Я не смогла разыскать могилу моего отца, но я разыскала этого гада. Он был в чине подполковника. Я пристрелила его в подъезде его дома...
— Так за что же ненавидишь, если не за отца?
— По правде говоря, и за него тоже. Но больше того — за ложь, которую они принесли людям. Они, как фашисты, говорят об идеалах, о свободе, о благородстве, а бесконечно убивают, расстреливают, держат невинных в тюрьмах. Очень многих невинных...
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю.
— Ты ошибаешься.
— Нет, Игнат, дорогой, я не ошибаюсь. Ты не знаешь и малой части того, что знаю я. Но я не для этого позвала тебя. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты остался жив. Берегись Ворона!
— Почему ты его так называешь?
— У него два имени: Ворон и Вороной. Когда он служил у эсэсовцев, он там был Вороном, гад. Скольких расстрелял; и поляков, и русских, и других... Да у него в банде не он один из этих... В общем, ты не доверяй ему ни на йоту.
— Я и не доверяю.
— Пока ты ему нужен, он тебя не тронет. Ты ему нужен, но я не знаю, зачем. Ты должен это узнать.
— Я знаю.
— Хорошо. Но как только надобность отпадет, он тебя ликвидирует.
— Если, конечно, сумеет.
— Конечно. Но не только мы с тобой, он тоже знает, что ты — крепкий орешек. И еще помни. У него манера — подставлять. Как только какое-то опасное дело — он посылает того, кто у него в резерве, вроде тебя. Наподобие того, как дают другому пробовать питье — не отравленное ли?.. А потом уже включается сам, где это нужно. Тебе надо вовремя сообразить — когда будет подстава.
— Я постараюсь, моя дорогая пани!..
— Постарайся. И еще, может быть, тебе пригодится: он ждет какого-то важного гостя оттуда, из-за кордона.
— Спасибо. Это все, моя пани?
— Нет, не все. Я хочу с тобой проститься, Игнат. У нас есть еще два часа времени. Я хочу, чтобы ты вспоминал обо мне.
— Я буду вспоминать, моя дорогая пани. Но ты так и не сказала мне, кто ты?
— Польская княжна, потерявшая поместье, родину, близких...
И по фактам, и по интуиции разведчик был совершенно уверен, что все, что ему рассказала пани Марина — чистая правда.
21. КРЕСТ
Никаких других заданий, кроме встречи с пани Мариной, у Игната не было. Были причины, по которым атаман считался с ней. Разведчику не надо знать то, что ему не надо, и он не интересовался. Но причины были. Просто так без полной нагрузки из банды не отправляли никого.
Едва он возвратился, как его встретил Касим. Возбужденный и торопливый, он потянул Игната для разговора.
— Я уж тебя заждался, Игнат. Тут такие дела!
— Что ж за дела такие, что ты весь трясешься
— Да не трясусь я! — Он засмеялся, Игнат умел успокаивать.
Получив щелчок, хотя и шутливый, Касим помолчал потом уже спокойно сказал:
— Начальник штаба беседовал с двумя из бывших эсэсманов, подбирает нового комроты-два. Значит, тому уже каюк. Капут, значит. Оба кандидата по секрету проболтались. А он уже и сам знает. Но куда тут денешься? Даже смыться некуда. Мертвое, оно и есть Мертвое! Он ко мне подкатывался. Хочет с тобой поговорить, но уверен, что ты с ним толковать не станешь.
— Правильно уверен.
— Я так и сказал.
— Что ты еще сказал?
— Сказал, чтоб не дрейфил. Сказал, что ты, в случае чего, его прикроешь.
— Ну что ж, и тут правильно. Он сейчас очень может нам пригодиться. Что еще?
— Еще двое из отрядной охраны и еще два ротных хотели собраться потолковать. Все они — против атамана.
— Ну а ты что?
— А я ничего. Сказал, что тебе доложу.
— Хорошо. Скажи им, всем, только по одному...
— Конечно!
— Что встречаться не надо. Ротные пусть передадут все, что хотят, через Макса. А охранники через тебя.
— Понял.
— И с Максом тоже никаких бесед. Второго моего соседа опять нет?
— Нет.
— Вот и хорошо. Бери Макса, и втроем посидим за горилкой. Разговор за горилкой — норма. А просто беседа может вызвать подозрение. Понял?
— Все понял.
Касим говорил с Игнатом, как со своим командиром, а тот верил ему в силу известных причин. И это, конечно, упрощало все дела, связанные с созданием заговора, почву для которого Игнат готовил, осторожно пользуясь обстановкой, настроениями в банде, просчетами атамана.
Днем разведчик занялся обычным своим делом в отряде. Собрал боевиков, проверил их подготовку по рукопашному бою. Подготовка была никудышная. Сказал, что уже лучше. Постепенно осваивают. Придет время — овладеют. Их это не очень беспокоило. Лишь бы меньше тревожили. Но атаман требовал, и занятия Игнат проводил. Но нерегулярно. От случая к случаю.
И сейчас около часу показывал им приемы перехвата ножа и выбивания пистолета. Делал вид, что отрабатывает с ними прием. Внешне это так и выглядело. Но все он делал так, чтобы пользы для этих шакалов не было. Медленно, нерационально, с лишними движениями без включения механизма быстрого реагирования. Он умел убрать суть из обучения.
Вечером, когда он пришел к себе, его уже ждали. Касим и Макс уныло сидели перед штофом из темного стекла. На столе розовело сало, сладко пахло от ломтей хлеба.
Оба ничего не тронули в ожидании Игната. Там, где дело идет о жизни, брюхо может и подождать. А здесь было понятно, что пришли они для серьезного разговора. И хитрый Матрасенко был уже напичкан предложениями и мнениями тех, кого представлял. Да и Касиму было сказано кое-что для Игната. Так что оба — и Макс, и Касим понимали свое ответственное и опасное положение. Если допустить оплошку и сообщить тем, кто просит поддержки против атамана, что-то не так, как надо, то это может кончиться ножом в спину. Или пулей из-за угла. И то и другое — не самое приятное. Поэтому лучше потерпеть и обсудить еще на трезвую голову. Чтобы точно уловить, что скажет Игнат. А он любит недоговаривать. Это они знали. И для этого очень требовались трезвые мозги. Пока они — без горилки.