— Скажите на милость, чему мне радоваться? Что мне придется где-нибудь в норе, как собаке, рожать моего детеныша? — Глаза стали злыми, почти черными на ее суровом худеньком лице.
— А я все надеюсь, что он вернется, — сказала Мария.
— Я даже не знаю, — продолжала девушка, — получил ли он письмо о том, что я жду ребенка, да все равно это его не сохранило бы в живых.
— Это, конечно, нет, — подтвердила Мария.
Она подумала, что Эмми умнее и злее, чем в свое время была она сама. Она была так глупа, что думала — ее возлюбленный непременно вернется, потому что она ждет ребенка. Но Эмми, конечно, не меньше любит Ганса, чем она любила своего милого.
Фрау Хюбнер пришла с работы. Они вскипятили и выпили чаю. На ночь Хюбнер устроилась на койке с краю, Эмми положили к стенке, а Мария легла посередине, между ними.
Их разбудила воздушная тревога. У Эмми лицо и днем было суровое, а сейчас оно совсем застыло и не дрогнуло ни разу, даже когда бомбы разрывались совсем близко, когда кругом люди дрожали, кричали, вбегали и выбегали. Через два часа Мария и Эмми опять улеглись рядом. Фрау Хюбнер легла с клеберовскими девочками, потому что младшая все время плакала. Старик сразу же захрапел. А солдат и Клеберша словно выступали перед большой аудиторией: то один клял все на свете, то другая дребезжащим голосом произносила длинные ободряющие тирады. По открытым глазам Эмми Мария видела, что девушка не думает о сне, она лежала, подсунув руку под голову. Снаружи еще доносились окрики, топот, громыхание грузовиков.
— Мне все опостылело, — заговорила Эмми. — Я больше не хочу жить на свете.
— Все еще может кончиться, пока тебе придет время родить, — возразила Мария.
— Ну и что? Что, если кончится? Если бы знать, что он тогда обязательно вернется. Русские тебе не принесут в ранце косточек твоего сына. Если он ко мне не вернется, лучше тогда и ребенку не родиться на свет. Мне все казалось, что он, как получит мое письмо, так уж непременно вернется.
«Вот так и мне казалось, — думала Мария. — Сначала я тоже воображала, что стоит ему все узнать, и он к нам вернется».
А девушка говорила скорбно и торжественно:
— Мы так были близки друг другу, как никто на свете. Я его любила, я даже рассказать тебе не могу, как любила. Мы лежали в объятиях друг друга. Мы с полуслова понимали друг друга.
— Это и не может так вдруг кончиться, — сказала Мария, — ты и сама не хочешь, чтобы все стало опять так, будто ничего этого не было.
Она еще некоторое время шепотом уговаривала Эмми, пока не заметила, что та уснула. Руку девушка вынула из-под головы, и теперь, когда ее суровые глаза были закрыты, лицо казалось умиротворенным. Мария погладила ее по голове и вскоре заснула сама. Постепенно в комнате все стихло. Последние часы ночи они лежали, спокойно дыша, повернувшись друг к другу лицом, а между ними — еще не родившийся на свет ребенок.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Роман «Мертвые остаются молодыми» занимает особое место в творчестве Анны Зегерс и всей немецкой литературы XX века. Он создавался на крутом повороте истории, в последний период второй мировой войны и в первые послевоенные годы. Многие видные немецкие писатели берутся в это время за книги, в которых стремятся ответить на общие, главные вопросы, стоявшие перед их народом накануне неизбежного военного разгрома и краха гитлеровской военной и государственной машины. «Доктор Фаустус» Томаса Манна, «Обзор века» Генриха Манна, «Пляска смерти» Бернгарда Келлермана, «Каждый умирает в одиночку» Ганса Фаллады, цикл романов Альфреда Дёблина о Ноябрьской революции, созданный несколько ранее роман Цвейга «Вандсбекский топор» — все это своего рода книги-итоги, книги-раздумья о немецкой судьбе. В них писатели пытались вскрыть причины прихода гитлеризма к власти, извлечь уроки из горького опыта прошлого.
Роман Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми» выделяется среди этих книг грандиозностью замысла, глубиной постановки проблем и ясностью выводов.
В известном смысле слова можно сказать, что все предыдущее творчество писательницы было подготовкой к созданию этого этапного творения. Естественно, речь идет не о том, что с выходом этой книги романы, написанные Анной Зегерс в тридцатые и сороковые годы — «Соратники», «Оцененная голова», «Путь через февраль», «Спасение», «Седьмой крест», «Транзит»,— потеряли свое самостоятельное значение, но правильно будет сказать, что «Мертвые остаются молодыми» впитали в себя и жизненную проблематику этих произведений, и творческий опыт писательницы. Раньше Анна Зегерс старалась идти по горячим следам событий, писать о современности р прямом смысле слова. Рубеж 1945 года делал события двух лет уже историей, хотя и близкой. Роман «Мертвые остаются молодыми» — самое широкоохватное творение Анны Зегерс, в котором во всю мощь раскрылось ее эпическое дарование, реалистическое дарование «рассказчика», умеющего видеть и показывать жизненные судьбы в широких взаимосвязях и сопоставлениях. Об этой стороне таланта Анны Зегерс писал исследователь из ГДР Курт Батт: «Рассказывать — для нее означает именно то, что это понятие представляет собой по смыслу и происхождению: рассказывать истории. И она оставалась верна рассказыванию на протяжении десятилетий, ее не затронули сменявшие одна другую тяга к документальности, к эссеизму, к описательности. Рефлексия и отстраненное созерцание как самостоятельные строительные элементы эпического стиля в архитектонике ее романов и повестей не занимают никакого места. В них есть только одно подвижное, зачастую многократно переплетающееся событие, которое скрывает в себе полноту судеб XX века, революции и войн»1.