— Не понимаю, — ответила я, нахмурившись.
— Наши отношения — между тобой, мной и Натаниэлем — достаточно крепки. Я верю в это. Я хочу попросить о кое-чем посерьезнее.
— О чем? — спросила я, и одно это слово было наполнено подозрительностью.
Он улыбнулся мне и крепче сжал мою руку.
— Во-первых, дай себе поблажку. Ты только что испытала шок и продолжаешь двигаться вперед, словно ничего не случилось. Но мы-то знаем, что это не так, и игнорирование проблемы не решит ее. Поэтому, пожалуйста, будь осторожна сегодня, — он коснулся свободной рукой моей щеки и нежно поцеловал.
Я с улыбкой отстранилась.
— Постараюсь, и Ники поможет.
— Конечно. Ты для меня важнее всего, ты же знаешь, — сказал он.
— Знаю, но когда ты говоришь так, значит, думаешь о ком-то еще.
— Не срывайся на Синрике, когда увидишь его. Он не читает твои мысли и очень любит тебя.
Я закрыла глаза и очень медленно досчитала до десяти.
— Зачем ты говоришь об этом? Я только собралась с силами, а теперь снова в раздрае.
— Затем, что я люблю тебя и хорошо знаю. Если ты сорвешься на нем, тебе станет лучше всего на пару минут, пока у твоей ярости будет цель, а затем станет еще хуже. Ты станешь винить себя за то, что обрушила свой гнев на другую жертву.
— Почему я не считаю Криспина и Домино жертвами? — спросила я.
— Они не чувствуют себя ими, поэтому и ты их не видишь в качестве жертв.
— Бессмыслица. Ты либо жертва, либо нет.
— Это не так, — возразил Мика. — Ты можешь испытать нечто болезненное и не застревать при этом в состоянии жертвы. У тебя есть выбор: справиться с этим и снова стать собой или сидеть в руинах и продолжать жалеть себя. Мы с тобой решили стать собой.
Я вспомнила, что на его долю тоже выпало немало боли: он выжил после нападения верлеопарда и стал одним из них, затем его много лет использовал Химера, захвативший пард Мики. Этот ублюдок-садист справлялся со своими личными проблемами, пытая и убивая тех, кто был в его власти. Именно он заставил Мику так долго находиться в животной форме, что его глаза больше никогда не станут человеческими. Он мог бы остаться в животной форме навсегда и утратить возможность принять человеческий облик, если бы не был достаточно силен, чтобы выжить, почти не изменившись, не считая глаз. Иногда, когда терапия бессильна, нужно искать другое лекарство. В случае Химеры, ему могла помочь только могила, и я оказала ему услугу. Никогда не переживала по этому поводу. Тогда он пытался меня убить, а самооборона, черт возьми, притупляет чувство вины
Жан-Клод шагнул ближе к нам.
— Мы все созидаем на собственных руинах.
Я взглянула в его почти нереальное лицо, потому что никто не может быть настолько красив, и вспомнила, что ему пришлось пережить не одну сотню лет в подчинении более могущественных вампиров, прежде чем он смог освободиться и стать самому себе хозяином. Мне довелось встретить его последнего мастера, Николаос. Она выглядела как двенадцатилетняя девочка, но была первым из виденных мной вампиров старше тысячи лет. Она была садистом и вовсе не беспокоилась о боли, что причиняла всем вокруг. Она убила моего друга Филиппа. Для всех и каждого он был жертвой, и стоило ему попытаться что-то изменить, как Николаос навсегда оставила его в жертвах, отняв последнее, что могла — его жизнь. Я не чувствую вины за то, что убила ее, но виновата в смерти Филиппа. Возможно, она все равно убила бы его рано или поздно, но он помогал мне в расследовании некоторых убийств, и ее бесило, что он делился со мной информацией. Он был слаб и напуган, был жертвой, и я использовала его, как и все остальные. Да, так я спасла другие жизни, но вряд ли для Филиппа это имело значение. Я говорила ему, что вернусь. Говорила, что спасу его. Тогда они уже разорвали ему горло.
Жан-Клод дотронулся до моего лица.
— Отчего твои глаза так печальны, ma petite?
— Ты помнишь Филиппа?
Что-то промелькнуло в его взгляде, но затем Жан-Клод моргнул, и его лицо снова стало пустым и прекрасным.
— Конечно помню. Он работал в «Запретном плоде», и я не смог его защитить.
— Ты тоже чувствуешь себя виноватым в его смерти?
— О да, ma petite, я чувствую свою вину, потому что был одним из вампиров, кто пил его кровь. Я управлял клубом, где он работал. Отвадил его от наркотиков, потому что никогда не позволю принимать их в своем клубе и выходить на сцену, но он стал зависимым от укусов, жертвовал кровь всем нам и пристрастился к этому. Я думал, что спас его от ранней смерти от передоза, но я всего лишь заменил его пристрастие к наркотикам другой зависимостью, убившей его.