Даже если я верну корову назад, ее все равно убьют, так что вопрос не в том, оставить ли ее в живых или убить, а в том, как именно ей умереть. Здесь ее смерть поможет воскресить мертвого и прояснить исторические неточности. А на бойне ее убьют, просто чтобы сделать корм для животных. Я снова думаю о ней, не просто как о части ритуала. Не в моем духе принимать так близко к сердцу жертв, и все же пульс под моей рукой был таким сильным. Может, она и перестала давать молоко, но это было здоровое и сильное животное, и она могла бы прожить еще годы, если бы ей позволили. Я резко встряхнула головой. Хватит, Анита, просто прекрати. Но я начала припоминать, почему предпочитала приносить в жертву куриц: потому что никогда им не сочувствовала.
— Ты в порядке? — спросил Никки.
Я взглянула на него и кивнула.
— Да, все отлично, — ответила я, хотя и не была в этом уверена. Что бы сейчас ни чувствовала, свою работу я знаю. — Прикрой ей глаза, чтобы она не видела блеск лезвия в лунном свете.
Его не пришлось просить дважды. Никки передал повод Дино и прикрыл свободной рукой глаза корове, чтобы ограничить ей обзор. Дино все продолжал почесывать ее голову, и корова склонилась, подставляясь под его руку. У коров бывают смерти и похуже.
Я опустилась на колени у своих вещей — небольшая кожаная сумка для поездок, немного смахивающая на спортивную.
Раньше я носила все необходимое для подъема зомби в обычной спортивной сумке, но на последнее Рождество Жан-Клод подарил мне эту. Хорошая сумка, очень хорошая, даже слишком для крови и смерти, что царили вокруг. Я приняла этот подарок из вежливости и использовала в ритуалах, но мне это не нравилось. Именно так вы и ведете себя в серьезных отношениях. Вздох. Это правда очень хорошая сумка.
Когда я открыла ее, меня окутал густой запах кожи в летнюю ночь. Я вдруг сознала, что эта вещь изготовлена из другой коровы. Не уверена, было ли это совпадение забавным или волнующим. Я достала нож и керамическую чашу ручной работы одного местного художника из штата Миссури.
Ее цвет переходил от бледно-голубого до темно-синего, почти черного, а из-за лака сверху она блестела в лунном свете. Я могла собирать кровь во что угодно, но казалось правильным использовать что-то особенное. Эта чаша была больше обычных, но все же была просто красивой чашей, без капли магии. Мачете был спрятан в новые ножны, чтобы лезвие не разрезало случайно подкладку и саму сумку. Сначала я подумала, что Дино мог бы подержать чашу, но, если корова взбрыкнет, он мог уронить ее, поэтому я просто поставила чашу на траву у края могилы.
Я расстегнула ножны и обнажила мачете длинной с мое предплечье, блеснувшее серебром в свете луны, почувствовав небольшой всплеск силы, словно у этого ножа был пульс. Пульсация не продлилась долго, лишь один небольшой толчок. Этого никогда не происходило, когда доставала его из сумки, только когда снимала и надевала ножны. Я разговаривала об этом со своим духовным наставником, Марианной, которая была практикующей ведьмой и викканкой. Вы можете быть ведьмой, и при этом не быть викканкой, но быть викканкой и не быть ведьмой у вас не получится. То же самое, что все пудели — собаки, но не все собаки пудели. Марианна не знала точно, почему мачете так реагирует на ножны. Поэтому попросила привезти его с собой на проверку, когда я снова поеду к ней в Теннесси.
Свободной рукой я вновь нащупала уверенный пульс на шее коровы. Мне не нужно проверять край лезвия мачете, я и так знаю, что он бритвенно-острый, потому что сама затачивала его. Подняв чашу на ладони, я подставила ее туда, где должна была пролиться кровь. Прошептав короткую молитву, я поблагодарила это животное за пищу, что оно давало нам на протяжении своей жизни, и его жертву, что поможет нам поднять давно умершего. Молитва принесла мне покой, и я замахнулась мачете, не отводя взгляда от места удара на шее коровы, а затем резко и с силой опустила лезвие, глубоко вонзая. Любые сомнения в жертвоприношении губительны. Магии плевать, как умерло животное, медленная смерть воскрешает мертвых так же легко, как и быстрая.