- Я думала он из Москвы.
- Нет, он по-моему, из Урюпинска.
- Ты чего-то раздражаешь меня сегодня, Данила.
- Хоть чай пригласила бы попить.
- Мне некогда. Не видишь, я к экзамену готовлюсь.
- Я по поводу предложения.
- Сегодня мне не до тебя.
- Ты обещала, если я здоров, выйти за меня.
- А ты любишь меня?
- Ты знаешь.
- Я думала, ты любишь Лёлика.
- С ним кончено.
- Точно?
Данила снял с подоконника горшок с цветком:
- Хочешь я буду есть землю.
- Не надо, подцепишь дезентирию…Ты точно думаешь, что Стефан уехал?
- Я не думаю, я знаю!
- Данил, не обижайся. Давай встретимся послезавтра.
- Почему послезавтра.
- Завтра экзамен.
- Хорошо! – Данила хлопнул дверью.
Идя по коридору, он со злости бил о стены тракторной подошвой ботинок от "Гуччо". На стенах от ударов оставались чёрные следы.
Следующей ночью ординаторская оказалась пуста. Дежурил молодой врач, недавний выпускник вуза. Сон его был крепок. После полуночи он уходил в комнату отдыха и спал там до утра.
Николай Степанович легко вскрыл дверь. За ней оказалось помещение с несколькими столами, телевизором и сейфом в углу. Ни одна из отмычек Николая Степановича к сейфу не подходила. Он попросил Стефана разыскать ему канцелярскую скрепку. Скрепкой сейф открылся почти мгновенно. В верхнем отделении стояли истории болезни тех больных, что на сегодняшний день лежали в отделении. Среди них Стефан нашёл свою. На обложке размашистым почерком стоял диагноз: "Подозрение на СПИД". У Николая Степановича было записано: "Аутоиммунный ревматоидный миокардит волганочного генеза. III стадия ". Дядя Коля спросил, что это означает. Стефан отвечал, что объяснит потом. Он внимательно просмотрел истории нескольких не только больных, находящихся на лечении, но и тех, чьи дела отложили в архив. Архивные истории лежали в нижнем отделе сейфа. Незамеченными Николай Степанович и Стефан вернулись в палату.
Утром Стефан и Николай Степанович, утомлённые ночным походом, спали почти до обеда. Наскоро похлебав больничный жидкий суп, съев морковную котлету с винегретом, выпив вишнёвый кисель, Стефан решил прогуляться. Николай Степанович отправился в палату полежать, почитать " Советский спорт", Начиная с Норильской зоны, он увлекался футболом.
На улице было холодно, мела метель. Здание больницы казалось ещё внушительнее и величавее. Оно уходило ввысь и будто смыкалось с небесами. Смешанные со снегом воздушные потоки охватывали крышу мощным вихрем, Смеркалось. Полная луна прорисовывалась низко над горизонтом. Стены серого здания, залепленные снегом, сливались с молочным маревом пурги, растворялись в ней. Огни этажей смотрелись как иллюминаторы самолёта. Острые льдинки до боли стучали по лицу, сыпали за воротник. Стефан снял шарф, расстегнул пальто, чтобы получше закутать шею, и мгновенно почувствовал, что холод промораживает его хилое тело насквозь. Захотелось кричать. Плюнув на прогулку, во время которой он планировал внимательно осмотреть основной корпус клиники снаружи, Стефан поспешил к освещённому подъезду. Кто-то тронул Стефана за рукав, он обернулся.
- Полина, ты?
- Тише, молчи.
На Полине был белый халат, выглядывавший из-под синей больничной фуфайки.
- Как ты здесь?
- Нянечкой устроилась.
- Зачем?
- "Пинкертон" закрыт, жить то надо.
- Серьёзно?
- Угадай с трёх раз.
- А Данила?
- Забудь про него, он играет против нас.
Подъехала "скорая помощь". Полина вперёд Стефана поспешила к подъезду.
- Софья Абрамовна передала, что сестра больше не будет платить за розыски Ады,- успела шепнуть она.
- Почему?
- Считает, что бесполезно. Свыклась с потерей.
- Как экзамены?
- Сдала!!!
Дверь захлопнулась. Вслед за Полиной в приемное отделение клиники вошли врач "скорой помощи" и медсестра, они вели какого-то прихрамывающего больного.
Постояв ещё некоторое время на ветру, Стефан вошёл в здание, поднялся на свой этаж. Николая Степановича в палате не обнаружил. На смятой постели лежала небрежно брошенная газета.
- Где дядя Коля? – спросил Стефан у медсестры Цветковой, дежурившей на посту.
- Умер дядя Коля, - холодно отвечала она. – Четверть часа назад в морг отвезли. Повезло ему, мгновенно умер, не мучался.
Стефан опустил голову.
- По собаке своей скучаете?
- Скучаю.
- Она ничего, прижилась у меня, не скулит.
- Лиз, не могли бы вы как-нибудь привести её, посмотреть хочется.
- Хорошо, приведу. Когда?
- Ну…скажем послезавтра.
Стефан вернулся в палату. Он долго сидел не кровати, пристально смотря на лежавшую, на постели дяди Коли, газету. Потом словно озарённый какой-то мыслью внезапно посетившей голову, Стефан вскочил и бегло ощупал подушку, и матрац соседней постели. Под матрацем лежал набор отмычек. Стефан сжал их в руке.
Наступившей ночью Стефан много раз выглядывал через щель в двери, ожидая, когда с поста отлучится дежурная медсестра. Наконец она ушла. Стефан на цыпочках опрометью бросился к лифту. Ординаторская была темна. Стефану казалось, его никто не видел. Он спустился на тряском лифте, ступил на бетонный пол.
По обеим сторонам подвального коридора тянулись двери. Стефан подходил к тем, где крики из находившегося выше суицидального отделения слышались больше, склонялся к замочной скважине и звал: "Эй!". Никто не отвечал ему. За одной из дверей ему послышался слабый шорох, Стефан попытался открыть её. Небольшое помещение оказалось пустым. На полу стояли ведро и швабра. Когда Стефан подбирал отмычку, руки его тряслись от волнения. Пот выступил на лбу. Скоро Стефан открывал все двери подряд. Замки были простые одинаковые. Одна отмычка подходила ко всем. Крики наверху прекратились, Стефан больше не мог на них ориентироваться. К середине ночи по одной стороне дошёл до половины коридора.
Замок щёлкнул. Дверь открылась. Стефан сразу заметил, пространство за ней отличалось от других. Прямо перед ним метрах в пяти находилась бетонная стена, но слева и справа располагались стены не из бетона, а из матового пластика. Они напоминали шторы, казались иллюзорными, подвижными, возможно они раздвигались, поднимались или опускались. С двух сторон Стефан заметил неясные контуры людей, слева - двух мужчин, справа - женщину. Они лежали на полу, но при виде Стефана поднялись и сразу закричали. Гримасы их были пронзительны, но пластик скрывал звук. Крики слышались не громче, чем когда в силу акустического эффекта доносились с суицидального отделения. Дверь за ним захлопнулась, но не закрылась на замок. Новый шуршащий звук, напоминающий хлопок от свалившейся с крыши большой массы снега, присоединился к предыдущим. Стефан обернулся. Между ним и дверью, через которую он вошёл, вырос сквозной пластиковый щит. Выхода не было. Мышеловка захлопнулась. Лица двоих мужчин слева исказились от отчаянья. Женщина справа злорадно захохотала.
Теперь Стефан имел возможность осмотреться. Женщина справа представляла развалину из прежнего здоровья и красоты. Нетронутыми оставались высокий рост и почти безупречная фигура. По подвижному лицу пробегали бесконечные гримасы, преобладала среди которых злость, неудовлетворенное самомнение, прячущее за маской надменности отчаяние. Смоляные кудри окаймляли смуглое лицо с большим зелёными глазами, правильным крупным носом и выступающим подбородком. Тело молодой женщины покрывали лохмотья, разорванная блузка, спустившиеся на один бок остатки юбки, показывающие белые трусы под коричневыми колготками. Женщина казалась вне себя. Она постоянно издавала какие-то ухающие звуки и беспрерывно чесалась. Кровоточащие царапины покрывали грудью, шею, живот. Женщина обращала на Стефана больше внимания, нежели двое мужчин, и он обратился к ней:
- Вы кто?
- Какая разница! – отвечала женщина, хрипло безумно хохоча.- Вы что со мной трахаться собрались? Так и тут разницы нет. Света, Женя, Наташа… Всех не переебёшь, а дырки у всех одинаковые. Какая из них встретилась на твоём пути. Наташа, тебе нравится это имя?