***
Проснулся я только следующим утром. Ну как… почти днем. На секунду я задался вопросом о том, где я нахожусь, но быстро вспомнил прошлый вечер.
Я поднялся с дивана и медленно поплелся в ванную. Хотелось умыться, да и лицо немного чесалось. Я же маску вчера не снял.
Из небольшого зеркала в ванной на меня смотрел монстр из третьесортных ужастиков. С рубцами на коже и немного перекошенным ртом.
Быстро умывшись и почистив зубы, я направился на кухню, чтобы приготовить себе что-нибудь на завтрак. Холодильник оказался забит до отказа. Я быстро сориентировался в этом гастрономическом безумии и настрогал себе на завтрак салат. Было жутко неудобно делать это одной рукой, тем более левой, так что провозился я минут тридцать.
Там же в холодильнике нашелся и сок. Мой любимый, черносмородиновый.
Поесть я решил в той же гостиной и сейчас нес свой завтрак к дивану. Проходя мимо стоящего по центру фортепиано, я… Стоп. Подождите. А какого черта оно здесь делает?
Еще и стоит так удачно, с любого конца зала можно увидеть. А звучит наверное волшебно…
Черт. Ну зачем было так издеваться?
Поставив поднос с завтраком на журнальный столик у дивана, я подошел к инструменту. Провел пальцами по белой поверхности, аккуратно открыл клап и опустил руку на клавиши. Тихо наиграл простую мелодию и снова заплакал.
Я не смогу играть.
Эта мысль тяжелым камнем лежала где-то глубоко в сознании. Зачем, ну зачем его привезли? Этот самый инструмент когда-то стоял у меня в комнате в родительском доме. Я играл часами напролет, часто не спал ночами, а потом получал выговор от отца. Я, видите ли, мешал им с папой спать.
Теперь есть своя квартира, и я наверняка не давал бы спать соседям, но нет. Даже если бы очень попытался…
Опять эти слезы. Когда они уже закончатся?
Хватит уже. Ты омега, но так просто ныть по делу и без… Ария, я это тебе говорю.
День я провел уткнувшись в телевизор, по которому передавали какой-то сериал, смысла которого я за весь день так и не понял.
День за днем мне становилось все больше плевать на все, что происходило в мире. Казалась нереальной возможность куда-то пойти, с кем-то поговорить.
Через месяц после переезда мне пришла посылка от родителей. И записка. Поздравление с днем рождения. Да, спасибо, я вас люблю.
В посылке были новые телефон и ноутбук. Рядом в коробке я нашел фотографию в рамке. Я видел ее в семейном альбоме. Мы с родителями на острове друзей семьи. Стоим спиной к лазурному океану и улыбаемся, отец обнимает папу за талию, а меня за плечи. Всего пару лет назад…
Фотографию я повесил во гостиной на самое видное место. Я улыбался, когда пытался забить гвоздь и бил молотком по пальцам. После грустил, потому что боли не чувствовал. Пришлось ехать в больницу на рентген. Оказалось, что два я сломал. Врач удивлялся, почему я не плакал от боли, что никак не реагировал. А я только улыбался под маской.
Приехал домой, взял из библиотеки книгу и пропал на пару дней. Затем на несколько недель, а дальше месяцев.
Я только читал, проводил дни в интернете, часто забывал есть. Ко мне никто не приезжал. Я чувствовал себя другим человеком, а о моей прошлой жизни напоминал только когда-то прекрасный инструмент, так и стоящий в центре зала.
— Это вы продаете фортепиано?
— Да, — тихо ответил я, подняв трубку.
— А правда, что на нем играл Ария Клайд?
— Да. Когда сможете забрать?
Ну завтра, так завтра. Да, я решил его продать. Ну, а что? Я все равно больше не играю, а так оно хоть пользу приносить будет. Может на нем будет играть какой-нибудь юный талант? Или же его просто выставят в каком-нибудь малоизвестном музее. О дальнейшей судьбе инструмента я не узнавал, да и не хотел. Зачем? Я же не собираюсь его навещать. Это даже смешно.
На следующий день мне позвонил покупатель и сообщил, что за инструментом заедут вечером. На мой счет уже переведена нужная сумма, так что, когда наступил вечер, я встретил рабочих и вышел на улицу, не желая им мешать.
Я захватил с собой книгу и направился прямиком в парк, не забыв надеть маску и спрятать глаза под отросшей челкой и капюшоном.
В парке было довольно мало людей. Наверное уже поздно. Да, так и есть. Половина девятого. На улице темно, безлюдно.
Я присел на скамейку под фонарем. Использовав неработающую кисть как подставку, я положил на нее книгу и раскрыл на первой странице.
Чтиво было интересным, но как следует сосредоточиться на нем я не мог.
Кто-то шел по дорожке. Совсем недалеко кто-то шлепал ногами по лужам. Глупый. Осень ведь, октябрь. Так и простудиться можно.
— Здесь не занято?
От голоса я вздрогнул, чуть не уронив книгу с «подставки». А голос-то приятный, немного низкий, бархатный.
Я отрицательно замотал головой. Не занято. А ты что, видишь здесь кого-то еще?
— Интересная книга?
Киваю. Да, интересная. Зачем тебе со мной говорить?
По запаху было понятно, что это альфа. От него пахло мятой и лимоном. Я украдкой посматривал на него из-под капюшона. Темные волосы, торчащие ежиком на затылке, правильные, немного грубые черты лица, прямой нос, четкая линия губ, острые скулы и глаза, цвета аметиста. По крайней мере они казались такими в относительной темноте.
— Как тебя зовут?
— Ария.
Я же не хотел отвечать. И что это за желание, сейчас высказать ему все? Ему, простому незнакомцу, который, кстати, мог начать приставать, а мне и так тошно. Я, можно сказать, своего друга продал.
— А я Мэтт. Что ты здесь делаешь? Сейчас опасно ходить одному.
Ох, какие мы обходительные. Аж тошнит.
— Не хочешь говорить? У тебя что-то случилось?
Да. Да, случилось. Я умер, понимаешь? Я потерял смысл своей жизни и уже год просто существую. Я никому не нужен, меня нельзя любить, меня просто нет.
Да, так хотелось сейчас все это сказать. Но нет, не буду. Не буду жаловаться. Я решил, что никогда не пожалуюсь на эту несправедливую жизнь.
Невольно бросаю взгляд на вход в свой дом. Его отсюда неплохо видно. Вот из дома выносят мое пианино. Несколько молодых альф пытаются не уронить ценный груз.
По щеке скатывается слеза, маска немного намокает. Кого я обманываю? Конечно мне больно, а как иначе? У меня же ничего не осталось.
Я теперь никто.
— Скажешь тоже.
Я что, произнес последнее вслух? Вот же дятел.
— Какой же ты «никто»? Ты как минимум «кто-то». Хотя нет, думаю, «кое-кто».
Улыбается, сволочь. Хочу его ударить. И почему от его слов вдруг стало легче? Я сам себя не понимаю. Что же это такое?
Я встаю и собираюсь уйти домой, взяв книгу левой рукой, но меня останавливают. Мэтт держит мою ладонь. Как странно, я чувствую его руку, но не всю.
— Что?
— Давай встретимся еще раз?
Я опустил голову, стоя к нему лицом. Нет. Не нужно. Я не хочу. Или нет?
— Я завтра буду ждать тебя здесь. Ты придешь?
Я медлил с ответом. Я прекрасно знал, чем это может для меня обернуться. Только новой болью и слезами.
— Может быть.
Это я сейчас сказал? Не очень понял, как к такому пришел. Я просто поднял на альфу глаза. Мы стояли посреди парка, он держал мою руку, а я не решался ее вырвать.
Так прошло несколько долгих минут. Мне вдруг захотелось остаться с ним дольше.
— Я пойду?
— Я буду ждать завтра.
Я киваю, улыбаюсь ему и ухожу. Он сам выпустил мою руку. Я запоздало понял, что он не видел моей улыбки, но это меня совсем не огорчило. Это наоборот хорошо. Сейчас мне не следует улыбаться людям. Я пробовал это делать перед зеркалом. Выходило так, будто мое отражение делало косплей на Джокера.
По приходу домой я почти сразу пошел спать. Я часто не доходил до комнаты и ночевал на диване.