Всему этому миру буржуазного хищничества ("мещанства") Писемский противопоставляет импозантную фигуру Бегушева, - как "рыцаря без страха и упрека", хранителя лучших традиций предыдущей эпохи. В письме писателя к Микешину от 10 марта 1877 года говорится: "Что барство Бегушева необходимо выразить, это вытекает из внутреннего смысла романа: на Бегушеве-барине пробуются, как на оселке, окружающие его Мещане; не будь его, - они не были бы так ярки; он фон, на котором они рисуются"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 347.
В другом письме, от 23 февраля 1877 года, А.Ф.Писемский дает Микешину следующие разъяснения о внешности своего героя: "...в типе его, когда будете набрасывать карандашом, если можете, постарайтесь сохранить [то, что я писавши сам имел в моем воображении] характер лиц Бестужева и Герцена"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма. М.-Л. 1936, стр. 342-343.
"Бестужевское" в Бегушеве (обратим внимание на совпадение в этих фамилиях начальной и конечной букв и всех гласных) по замыслу писателя должно было, видимо, заключаться в романтической восторженности и горячности, неистребимом идеализме, благородстве натуры, пронесенных через всю жизнь вплоть до гробовой доски. Эти черты характерны для каждого из четырех братьев Бестужевых - Николая, Михаила, Александра и Петра, - которые все были причастны к движению декабристов (см. о них сборник "Воспоминания Бестужевых". М. 1931). Но в письме от 23 февраля 1877 года А.Ф.Писемский, вероятно, имел в виду Михаила Александровича Бестужева (1800-1871), жившего с 1867 года до самой смерти в Москве и снискавшего там известность и всеобщее уважение. Отрывки из его "Записок" печатались в 1870 году в "Русской старине", читателем которой был А.Ф.Писемский.
Но нельзя не заметить, что в паразитическом существовании Бегушева нет ничего, что могло бы служить параллелью к главному - героическому в жизни М.А.Бестужева, активно участвовавшего в восстании декабристов и проведшего затем ряд десятилетий в Сибири.
Более конкретны и легко распознаваемы многочисленные черты сходства с Герценом, приданные Писемским своему персонажу. Они не ограничиваются внешними признаками (Бегушева зовут Александр Иванович, его первую жену Натальей; в его фигуре есть "что-то гордое и осанистое", волосы у него "львиная грива" и т.д.). Как установил Б.П.Козьмин ("Писемский и Герцен". Сб. "Звенья", VIII. 1950, стр. 103-152), многое во взглядах и высказываниях героя "Мещан" непосредственно восходит к писаниям Герцена.
Как и Герцена, к разочарованию в Западе Бегушева приводит неудача революции 1848 года, причем главную роль в обоих случаях играет резкое осуждение буржуазии, неприятие буржуазных нравов и порядков, окончательно восторжествовавших в Западной Европе после разгрома революционных сил и во многом определивших собой все содержание европейской культуры 1850-1870 годов. Размышления Бегушева о том, что победа "мещанства" оказала губительное влияние на судьбы искусства, весьма сходны с публичными высказываниями Герцена ("Письма из Avenue Marigny", 1847; "Концы и начала", 1862). Даже вложенные в уста Бегушева выражение "статисты революции" (стр. 72), слова о "курице во щах", о которой мечтал Генрих IV (стр. 23), и фраза о Кошутах и Мадзини, которым следует "сойти со сцены", так как "из-за задних гор показывается каска Бисмарка" (стр. 73), почти точно воспроизводят аналогичные формулировки Герцена из "Концов и начал" и "Былого и дум".
Однако нельзя не видеть, что, несмотря на все эти черты сходства и даже прямые совпадения, в самом главном и основном очень многое отличает Бегушева от Герцена. Герцен, дворянин, решительно порвавший со своим сословием, критиковавший его не менее резко, чем буржуазию, противопоставлял капитализму не "утонченное" и "благородное" барство, а обездоленные в буржуазном обществе классы. Бегушев же - типичный представитель знати, хоть и увлекавшийся в молодости передовыми идеями, но не связавший свою жизнь с освободительным движением; полный барской спеси, барских предрассудков. Герцен был революционером, стремившимся к уничтожению собственнического строя, к перестройке всего общества на новых, более справедливых началах. Для Бегушева же, хоть и возмущенного вакханалией хищничества 60-70-х годов, заветной целью является не коренное общественное преобразование, а лишь "моральное перевоспитание" людей, возрождение в них "рыцарских добродетелей" и, главное, религиозного чувства ("Бога на землю!.. Пусть сойдет снова Христос и обновит души, а иначе в человеке все порядочное исчахнет и издохнет от смрада ваших материальных благ" - стр. 24).
Б.Козьмин справедливо замечает: "Он (Писемский. - Ф.Е.) любуется Бегушевым, сочувствует ему и готов высоко вознести его над толпою "мещан"... Для нас симпатии Писемского не обязательны. ...У нас нет причин любоваться им (Бегушевым. - Ф.Е.) и ставить его кому бы то ни было в пример. Для нас он сам столь же неприемлем, как и ненавистные ему мещане. Но это не мешает отдать справедливость Писемскому, признав, что в лице Бегушева он дал удачный в художественном отношении образ" ("Звенья", VIII, стр. 149). Действительно, если рассматривать героя "Мещан" прежде всего как представителя старой знати, в котором "идеализм" и ненависть к "мещанству" уживаются со многими отрицательными и смешными, типично барскими чертами (А.Ф.Писемский, понятно, стремится представить эти черты в ином, более благоприятном для своего героя свете), то образ Бегушева можно признать и достаточно типичным для некоторых прослоек родовитого дворянства и весьма колоритным.
Из органов передовой печати 70-х годов на роман Писемского откликнулись лишь "Отечественные записки" (1878, No 5) в "Литературных заметках" Н.К.Михайловского. Воздав должное актуальности темы, избранной писателем, и поставив "Мещан" гораздо выше антикапиталистических пьес Писемского 70-х годов, Михайловский все же дает роману весьма сдержанную оценку. Резкие возражения критика вызывает стремление Писемского представить Бегушева "идеальным героем". Пересказав с ироническими комментариями ту сцену романа, где Бегушев доказывает Домне Осиповне, что он гораздо больше смыслит в трюфелях, нежели "мещанин" Янсутский (часть первая, глава X), Михайловский недвусмысленно намекает читателю, что подлинным героем антикапиталистического романа мог бы быть лишь деятель, отвергающий все формы эксплуатации человека человеком. Он пишет: "Вообще мысль противопоставить последнего могикана (то есть Бегушева. - Ф.Е.) растущей силе мещанства нельзя признать неудачною. Напротив, это тема очень благодарная. Но при разработке ее надо иметь в виду следующее... Рыцарями Бегушевых можно называть только в шутку, а в сущности они рыцари трюфельного права. Значит, вся борьба идет, собственно, из-за того, кому принадлежит право есть трюфели: разбогатевшим мещанам или родовым дворянам. Борьба, без сомнения, любопытная, достойная внимания мыслящего художника. Но так как обе стороны стоят на одной и той же почве, то ни та, ни другая не могут выставить идеального типа... Положительным типом, героем романа "Мещане", романа, действительно заслуживающего этого заглавия, мог бы быть только такой человек, который не борется за трюфельное право, а отрицает его".