сирену со столь невыносимым звуком, что он действует на психику особым образом, мгновенно сводя с ума и заставляя людей душить друг друга и самих себя. Мысль изобрести такое орудие убийства взята из глубокой древности. Медицинская экспертиза привела мне данные об убийствах, циркулярном помешательстве и пытках посредством звуковых явлений. Спрашивается, для чего была произведена вся эта цепь бессмысленных убийств, все это кошмарное хитросплетение ужасов? Для того, чтобы свалить вину на Советский Союз, очернить республику рабочих и вызвать против нее войну, которая задушила бы и стерла с лица земли миллионы пролетариев. В вашем приговоре, товарищи, я не сомневаюсь, и чем скорее он будет произнесен, тем лучше. Но тут я подчеркну еще одно обстоятельство. Против нас борются две силы: одна – лицемерно-фарисейская, считающая себя демократизмом.
Она идет против нас, пользуясь черной помощью другой силы, дегенеративно-уголовной, фашистской. Наши враги
– фарисей и дегенерат. Один пользуется другим, и ни тот, ни другой не хотят нести полной ответственности. Думается мне, товарищи, что лучшим судом будет, если мы наконец поставим их друг против друга и заставим свести между собой дружеские счеты.. Товарищ Кнейф, приведите сюда великого министра Шперлинга!
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
О
НИМ ВЕРЕВКА
И
РУГИМ ВЕРЕВКА, ИЛИ
Д
ТОРЖЕСТВО СПРАВЕ
ЛИВОСТИ
— Милейший виконт! – шипел банкир Вестингауз, стоя в палатке Монморанси и ядовито сверкая глазками. – Вы тратите колоссально много энергии на то, чтоб воздержать себя от действий. Положительно, вы – самоубийца!
Монморанси лежал недвижно.
— Очнитесь! Землетрясение! Радиотелеграмма! Союз будет уничтожен и испепелен. Вчера воздушная эскадра соединенной армии вылетела с баллонами на Россию. Я
получил предписание поднять Закавказье и отрезать бегство советских главарей в Азию!
Эта длинная речь продолбила наконец нервы виконта, и он приподнялся на подушках.
— Тем лучше, – пробормотал он довольным голосом. –
Я смогу вернуться, чтоб получить наконец корону Франции. Это будет.. презабавно. Я давно не видал Версаля.
— Но до тех пор нам надо работать! Где, черт побери, наши восточные идиоты? Отчего они не дают вестей? Куда делась крошка? Я не видел ее весь вчерашний день. Не видел во время землетрясения. Не видел ночью. Надеюсь, Луи...
— Ах, отстаньте! – раздражительно прервал виконт. – Я
сам на это надеюсь. Где мой Поль? Почему вы не привели
Поля, если намерены поднять меня в четыре часа утра?
Но Поль уже поднял полог и стоял как изваяние, выпучив на виконта рыбьи глаза.
— Ваше сиятельство! – шепнул он испуганным шепотом. – Мадам Вестингауз засыпана в шахте вместе с ученым доктором. Склады взрывают динамитом. Какие-то люди с винтовками рыщут по заводу и хотят вас арестовать.
Вестингауз и Монморанси вскрикнули. Поль стащил своего хозяина с постели, в то время как банкир кинулся в свою палатку.
Но что же это такое? Наперерез идут военным шагом скверные, черномазые людишки в красноармейских мундирах. Они хватают его за шиворот, трясут, приподнимают от земли.
— Мерзавцы! – зарычал банкир, – Американского подданного? Не сметь! Прочь!
— Вы – пленник и арестант, – проговорил командир на английском языке. – Вы открыли, пользуясь правом концессионеров, химический и пороховой заводы, подготовляли восстание, орудовали, как фашист. Следуйте за нами.
Вестингауз запахнул полы своего халата и презрительно оглядел командира.
— Я последую за вами впредь до той минуты, когда...
— Когда вас повесят, – холодно закончил тот. – Война кончена. Германия присоединилась к Советскому Союзу.
Во Франции идет гражданская борьба, и не сегодня-завтра там будет Советская республика.
Банкир присел на корточки. Он позеленел, как груша.
Через несколько минут его палатка превратилась в тюрьму. Потомок Бурбонов полуодетый лежал в кресле.
Банкир бегал как сумасшедший из угла в угол. Лакей Поль, вытянувшись, стоял в дверях. Вокруг палатки ходили патрули.
— Черт! – шипел Вестингауз. – Это провокация! Не верю. Не верю!
Между тем лакей Поль усиленно трудил свои мозги.
«Мое впечатление опять начинается, – думал он про себя, – их повесят, а я освобожусь. Теперь или никогда.
Ну-ка!»
С этой трезвой мыслью он вкрадчиво взглянул на банкира.