У римских императоров давно стало традицией возводить свое происхождение от разных богов и на этом основании провозглашать богами самих себя. Так, например, Диоклетиан считал себя потомком Юпитера, Максимиан — потомком Геркулеса. Для Константина, особенно после того, как он в пределах своей империи уравнял христианство с другими религиями, было очень выгодно заключить новый «завет» с Богом, получить от Него подтверждение своей сакральной санкции. Это было особенно важно в связи с тем, что он в некотором смысле был узурпатором, ибо отрекся от генеалогической преемственности от Геркулеса и нуждался в поддержке бога-соперника, чтобы обрести легитимный статус, хотя бы в собственных глазах.
Выбирая бога на роль своего покровителя и патрона, Константин решил обратиться — пусть на самом минимальном уровне — к Богу христиан. Важно заметить, что он не обратился к Самому Иисусу. Бог, которого решил принять Константин, — это Бог Отец, Который до Никейского собора не был равен и тождественен Сыну. Его отношение к Иисусу было более двусмысленным и, так сказать, весьма просвещенным.
В 1982 г. вышла в свет важная, можно сказать, этапная книга по этой теме, озаглавленная «Константин против Христа». Ее автор Алистер Ки, профессор факультета религиоведения университета Глазго. В ней Ки вполне убедительно показывает, что Иисус на самом деле не играл никакой роли в религии Константина. Константин отдал предпочтение христианскому Богу, Богу Отцу, выбрав Его своим официальным покровителем, и совершенно игнорировал Сына. Конечно, для Константина Бог Отец был не кем иным, как очередным именем Соль Инвиктуса, бога солнца, который уже однажды явил императору свою милость.
Но если Константин игнорировал Иисуса, он наверняка признавал принцип мессианства, точнее говоря, он не только признавал его, но и стремился взять роль Помазанника Божьего на себя самого. Говоря кратко, для Константина Мессия был именно тем, чем был мессия для евреев в Палестине на заре христианской эры — правителем, государем, царем-военачальником, подобием Давида и Соломона, государем, который мудро правил во временном земном плане, обеспечил единство подданных, сплотив нацию благодаря той самой Божественной санкции, которой он обладал. Видимо, в глазах Константина Иисус попытался совершить то же самое. Поэтому Константин рассматривал себя как правителя, следующего, с гораздо большим успехом, по стопам Иисуса — и сумевшего достичь того, чего Иисус, по его мнению, не сумел.
Как пишет Ки: «Религия Константина уводит нас далеко назад, ко временам Ветхого Завета. Кажется, словно обетования религии Авраама… наконец исполнились на Константине». И далее: «Константин в свое правление стал исполнением обетования Бога послать Своему народу царя, подобного Давиду. Эта модель отношений с Богом, такая могущественная и явно дохристианская, лучше всего описывает роль Константина».
Позиция Константина была не удивительной для правителя-язычника, обладавшего столь воинственным нравом. Особенно важен, подчеркивает Ки, тот факт, что Римская церковь, по сути, согласилась с той ролью, которую дерзнул принять на себя Константин. Римская церковь того времени оказалась вполне готовой принять концепцию Константина о том, что истинный Мессия — это не кроткий, как агнец, спаситель, а законный и грозный правитель, политический и военный вождь, правящий не неким туманным царством Небесным, а вполне реальной и территориально очерченной державой. То есть церковь признала, что Константин обладает всеми теми мессианскими качествами, которыми обладал Иисус в глазах его современников. Так, например, известный церковный историк Евсевий, епископ Кесарийский, один из ведущих богословов той эпохи, близко знавший императора, говорит: «Он весьма возрос в своем образе монархического правителя, который Повелитель вселенной даровал одному только роду человеческому на земле». Действительно, Евсевий вполне конкретно и определенно высказывается о важности монархии: «Монархия превосходит все прочие роды правления и государственного устройства. Ибо следствием другой формы правления, полиархии, основанной на равенстве, являются анархия и гражданская война. Именно по сей причине Бог Один, а не два, не три или более».
Однако Евсевий не останавливается на этом и идет еще дальше. В личном поздравительном послании императору он заявляет, что в Константине воплотился Сам Логос[34]. Действительно, он приписывает Константину статус и деяния, которые по всем богословским догмам допустимо относить лишь к Иисусу: «…Богобоязненнейший владыка, которому одному от начала времен Сам Бог-Вседержитель Вселенной даровал власть очистить жизнь человеков».