— Сейчас все зависит от тебя, Олег. Я буду ждать. Кстати, я тут вспомнил твою фамилию, — тебе не приходилось играть в футбол? За клубы высшей лиги?
— Да, в основном составе «Архангела Гавриила», но всего два сезона. Мне было девятнадцать…
— Точно! Я помню, как вы разделали «Боруссию»! Тебя еще удалили на предпоследней минуте.
— Судья придрался, я защитника не трогал! — вскинулся я.
— А никто и не спорит, — согласно поднял руки Иисус. — Короче, мир тесен… Я на восточной трибуне сидел. Ну, давай, я пошел.
— Ни пуха, — пожелал я.
Уладив кое-как желудочно-кишечные проблемы и напившись воды, чтобы унять изжогу, я заторопился в условленное место, где уже ждали меня стражники Каиафы.
— Что-то ты долго, — проворчал толстяк первосвященник.
Опергруппу он собрал приличную, одних бойцов человек тридцать да еще десятка два чиновного люда.
— Я ждал, почтенный Каиафа, пока Иисус удалится с учениками в Гефсиманский сад, — пояснил я.
— И сколько их с ним? — спросил сотник. — Кто представляет наибольшую опасность?
Сразу видно профессионала. Я проникся невольным уважением к этому ветерану, покрытому рублеными и резаными шрамами, и доложил:
— С ним трое, из которых только Петр, он же Симон, имеет при себе меч и хорошо им владеет. Скажу также, что и с голыми руками он может одолеть нескольких солдат.
— Это я уже добавил от себя, но лучше пересолить — вряд ли АК направил сюда человека, не снабдив его хотя бы базовыми знаниями рукопашного боя.
— Каков условный знак?
— Кого я поцелую, тот и есть Иисус, тотчас хватайте его.
— А без этого нельзя? — поморщился сотник. — Мужики же…
— Пускай целует, — сказал нетерпеливый Каиафа. — Пойдемте, что ли, а то что-то прохладно становится.
Гефсиманский сад был мал и запущен, потому Иисуса-Давида мы нашли сразу — в компании троих апостолов он любовался звездами. Я бросился к нему, проскочив мимо растопырившего руки Петра, и завопил:
— Радуйся, Равви!
И чмокнул его в щетинистую щеку.
— Друг, для чего ты пришел? — с деланым удивлением спросил Давид, но его уже скрутили стражники.
Петр оказался дураком и фанатиком. Выхватив меч, он бросился на охрану и с первого удара отрубил одному из рабов ухо. Часть тела, бешено вертясь и разбрызгивая кровь, улетела куда-то в заросли, а раб уселся прямо в пыль и завопил.
— Так их! Давай, давай! — заорал Иаков, прячась за брата. По тексту далее следовала реплика Иисуса, и он тут же ее выдал:
— Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут! Или думаешь, что я не могу теперь умолить отца моего? И он представит мне более нежели двенадцать легионов ангелов.
Услыхав про двенадцать легионов, стражники и первосвященники принялись вертеть головами, но ангелы не появлялись.
— Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять меня, — сетовал Иисус, пока его волокли к выходу из сада. — Каждый день с вами сидел я, уча в храме, и вы не брали меня.
— Не брали, стало быть, не нужно было, — разумно отвечал сотник.
Мимо меня провели раба с окровавленной головой, замотанной тряпками, следом солдат торжественно пронес отрубленное ухо, держа его двумя пальцами.
Я огляделся — все ученики куда-то скрылись, только забытый всеми Петр топтался поодаль да выглядывал из-за кипариса Матфей.
Один из первосвященников подошел ко мне и протянул небольшой полотняный мешочек.
— Твоя награда, — сказал он брезгливо. — Теперь убирайся.
— Премного благодарен, — ответил я.
Иисуса повели в дом Каиафы, за ним крадучись последовал Петр, а за Петром — я. Наверное, Петр пытался совершить еще какие-то каверзы, потому как предыдущие у него не получились. Настырный тип.
Интересно, а где Андрей? Готовит капсулу хронокоптера? Все же АК мог прислать кого-то поумнее, чем эти двое клоунов.
В сам дом войти я не решился и остался во дворе, затаившись за колонной. К Петру тем временем подошла женщина с глиняным кувшином, наверное, служанка, и сказала:
— Послушай, а не ты был с Иисусом Галилеянином?
— Не знаю, что ты говоришь, — буркнул Петр и отвернулся.
Повертевшись еще немного по двору и решив, очевидно, что здесь становится опасно, он направился к выходу. Но когда он выходил за ворота, его увидела другая служанка и сказала торчавшим там в ожидании приказаний солдатам:
— И этот был с Иисусом Назореем.
— Да, по-моему, это он отрубил ухо этому придурку Малху, — согласился один из солдат.
Другой крикнул:
— Эй, борода! Ну-ка подойди сюда!
Петр робко подошел.
— Ты спутник человека, что зовет себя Иисусом Назореем? — строго спросил солдат.
Петр замотал головой:
— Я лишь вчера вечером прибыл из Тивериады и никого здесь не знаю, уважаемый.
— Что-то знакома мне твоя рожа… — проворчал солдат и толкнул Петра в спину.
Трусливый тип этот Петр. Неужели в сусеках АК не нашлось кого-то попрофессиональнее? Я бы на его месте прирезал Иисуса еще до посещения Назарета. Конечно, это не стопроцентная гарантия, но…
Апостол-агент поспешил убраться, а незамеченный мною ранее Матфей выскользнул из-за угла и побежал за ним. Поистине, в нем умирал великий репортер…
Происходящее в доме Каиафы оставалось для меня тайной, и я лишь надеялся, что там все идет так, как надо. В фанатичном Давиде Мейере я был уверен. Нужно потом намекнуть Патриарху, что неплохо бы черкнуть благодарственное письмо в Ватикан, ребята Папы все же постарались на славу. Если, конечно, не случится никаких эксцессов.
Мне предстояло еще одно дело, которое я готов был выполнить с удовольствием. Роль предателя мне мало нравилась, а в следующем действии Иуда как раз должен несколько реабилитироваться.
С аппетитом позавтракав, я снова направился к Каиафе. У входа мне встретился бородатый первосвященник, который недовольным тоном спросил:
— Что тебе тут надо?
— Я хотел бы переговорить с Каиафой.
— Нужен ты ему… Говори, что тебе?
Скорчив постную рожу, я промямлил:
— Согрешил я, предав кровь невинную! Первосвященник пожал плечами:
— Что нам до того? Смотри сам.
Тогда я гордо бросил сребреники ему под ноги, повернулся и пошел прочь. Оглянувшись на углу, я увидел, что первосвященник встал на колени и собирает монетки.
Место временного обитания апостолов пустовало, только Матфей сидел, скрестив ноги, и конспектировал давешние события. Я подошел и схватил его за шиворот.
— Иуда?! — испуганно воскликнул Матфей. — Что ты хочешь от меня?
— Успокойся и слушай, — сказал я. — Только что я вернул первосвященникам деньги, сказав им: «Согрешил я, предав кровь невинную!» Запомнил?
— Запомнил…
— Не забудь. Вот тебе за труды. Могу сказать в утешение, что труды твои переживут тебя на века и тысячелетия. Доволен?
С этими словами я оставил его и удалился.
По какому-то из Евангелий я обязан был повеситься, но никак не мог вспомнить, по какому именно. В последнее время я привык ориентироваться на мемуары Матфея, а у него, кажется, про повешение ничего и не значилось. Ладно, сами разберутся. Теперь меня интересовало, как сработает Давид Мейер. Судя по всему, сейчас он должен присутствовать на допросе у Пилата, который чуть позже спросит у народа, кого простить — Иисуса или Вар-Раввана, местного борца против римского владычества. Возможно, я кощунствую, но не забывайте, что я не монах и не священник, а лишь скромный сотрудник службы безопасности, и партизан Вар-Равван был мне как-то ближе, нежели демагог Иисус. Народ Иудеи, судя по всему, думал так же. Поэтому я сменил одежду, благо казна осталась у меня, хорошенько отдохнул, а к положенному времени отправился на Голгофу, затерявшись в спешащей туда толпе любопытных.