Компания для распятия подобралась Иисусу еще та — два разбойника, один из которых сплошь зарос бурой шерстью, а второй напоминал одного моего знакомого кикбоксера, которому три раза ломали нос. Распяли всех троих быстро и сноровисто, после чего солдаты отошли в сторонку, а специально нанятые то ли первосвященниками, то или самим Иисусом (хитроумный Давид Мейер мог предусмотреть и такое) граждане нестройно кричали:
— Эй, разрушающий храм и в три дня созидающий! Ну-ка, спаси себя самого! Если ты сын божий, сойди-ка с креста, а мы посмотрим!
Судя по дрожащим губам Давида, не вся его фармацея работала так, как должно. Будет обидно, если он и в самом деле преставится, подумал я. Как тогда быть с воскресением? Опять платить Матфею? Или придумать какой-нибудь фокус с переодеванием?
Постепенно толпе наскучило смотреть на болтавшегося на кресте Иисуса. Я их понимал — развлечение здесь популярное, особенным разнообразием не отличается, так что торчать несколько часов в ожидании непонятно чего не каждый станет.
Наконец наступила развязка. Завопив: «Боже мой, боже мой, для чего ты меня оставил?» — Давид Мейер испустил дух.
Вернее, притворился, что испустил дух.
А может, и в самом деле испустил дух — хитрая машинка Прайори может поддерживать жизнь в практически мертвом теле часов шесть, так что Мейер покамест не слишком рисковал.
Потыкав его для верности копьем, один из солдат повернулся к толпе и крикнул:
— Готов!
Рискуя быть узнанным, я крутился поблизости и ждал появления Иосифа из Аримафеи. Этот господин очень почитал Иисуса и должен был явиться к Пилату и просить отдать тело. Так и произошло — в сопровождении двух солдат он появился у креста, тучный человек с физиономией неудачника, облаченный в очень богатые одежды. Я даже охнул. Кто бы мог подумать…
При помощи все тех же солдат, которым он, скорее всего, хорошо заплатил, Иосиф снял Иисуса с креста, отнес в специально высеченный в скале гротик, привалил вход большим камнем и удалился.
Я последовал за ним, благо Иосиф теперь шел без сопровождения.
— Почтенный! — окликнул я его, когда мы оказались совершенно одни на узкой улочке.
Иосиф испуганно оглянулся.
— Почтенный, меня зовут Иуда из Кериофа.
— Поди прочь, мерзкий предатель! — крикнул Иосиф.
— Прекратите шуметь, — поморщился я. — Я вас узнал. Кардинал Делла Росса, так ведь?
— Что за… Что такое? — Иосиф наклонил голову набок и сделался похожим на удивленного щенка французского бульдога. — Откуда…
— Я специальный агент Русской Православной Церкви, — сказал я, подходя ближе.
— Похоже, вы не шутите. Так Иуда — это…
— Да, это я. Посланный Патриархом Московским и всея Руси для контроля за ситуацией. А вы…
— Я резидент Ватикана. На мне лежит воскресение, и я полагаю, что работы прибавится. Он умер.
— А что, разве не должен был?
— Вы не понимаете. Давид Мейер умер. Он — труп.
— Вы хотите сказать, что он умер… э-э… навсегда?
— Именно.
— Кардинал, я не совсем понимаю. Мы с ним обсуждали вопрос воскрешения, и вроде бы Мейер имел стройный план…
— Этот поганый ублюдок сошел с ума! — прошипел кардинал с искаженным лицом. — Сбрендил! Рехнулся! Здесь никто не знал, что он — человек, и Мейер сам уверовал в свое божественное происхождение и, следовательно, в воскрешение! Я был противником его отправки, но не смог ничего сделать. Они говорили: «большой знаток обычаев и нравов», «щепетильный богослов»… И вот этот богослов валяется там мертвой тушей, а я не знаю, что теперь делать! Когда я проверил показания, я едва не поседел — он каким-то образом отключил регенератор и даже не принимал необходимые лекарства! Что же, нам теперь надеяться на господа, которого нет?!
— Вы… вы уверены? — уточнил я.
— Молодой человек, вряд ли есть вещи, в которых я уверен более, нежели в этой, — сказал Иосиф. — Я не представляю, что там случится по возвращении… Если мы ничего не придумаем.
— Можно подкупить евангелистов, — предложил я. Мы медленно двинулись по улице. — С Матфеем у меня доверительные отношения…
— Один Матфей ничего не решает. Есть масса других апокрифов, а сколько текстов, не признанных апокрифическими! Мы не можем все предусмотреть. Религия пала, молодой человек, религия пала…
Оставалось утопить горе в вине, что мы практически тут же и сделали.
Мы пошли к месту упокоения тела Христова лишь потому, что нам некуда было идти. Я вел под руку кардинала-Иосифа, которого с утра неимоверно рвало и мутило. Все же местное вино — отстой и мастдай. Кардинал стонал и изредка порывался идти сам, но тут же падал.
У могилы нас встретило не так уж много людей — я узнал мать Зеведеев, нескольких апостолов, в том числе и злонамеренных Петра с Андреем; последние стояли с выжидающим видом, но на хитрых мордах их было написано: «Теперь-то мы победили».
Они и впрямь победили, пусть и не своими руками. Люди постоят-постоят у заваленного камнем входа да и разойдутся, а Давид Мейер будет гнить себе, обернутый плащаницей…
Но что это?
Они откатывают камень!
Они входят внутрь и выносят спеленутого мертвеца!
Они освобождают его от пут, и, осененный ярким светом небесным, Иисус поднимается, открывает глаза…
Он воскрес!
Он действительно воскрес!!
Я упал на колени, а рядом бухнулся кардинал, кричавший в голос:
— Господи! Прости, ибо грешен! Прости деяния мои, не ведал, что творю, но веровал, что направляем рукою твоей!
А он воскрес и возносился все выше и выше: Давид Мейер, человек из будущего, которого все считали Богом, и Бог, о котором никто не мог подумать, что он — человек.
Интересно, как Мейер все-таки надул старика кардинала с регенератором и лекарствами?
А спрятать громоздкий гравипояс «Икар» и подавно нужно уметь, если только у него не было кого-то еще среди апостолов, кто проник в могилу ночью и принес все необходимое, а также произвел реанимационные мероприятия.
Кишат они здесь, вот что я вам скажу.
И все это я обязательно отражу в отчете, вот только дождусь, пока мой психотерапевт меня выпустит из этой комнаты с мягкими стенами. Здесь уютно, но Патриарх ведь обещал мне нечто большее.
Вы же не думаете, что они меня обманут — эти милые люди, посвятившие всю свою жизнь служению Господу?