— Мне надо с тобой посоветоваться,— обратилась, наконец, Валерия к своей подруге, подсаживаясь к ней.— Вот погляди,— продолжала она, взяв со стола футляр и подавая его Антуанетте.— Сегодня утром княгиня позвала меня к себе и подарила мне это ожерелье, говоря, что любит меня, как родную, и смотрит, как на свою дочь.
Антуанетта открыла футляр. На черном бархате лежало несколько ниток бесподобного жемчуга с сапфировой застежкой.
— Какое великолепие,— проговорила она,— и вежливость требует, чтобы ты одела его сегодня. Но ты озабочена, Валерия. Этот подарок заставляет тебя заключить, что княгиня одобряет любовь к тебе Рауля, которую тот не скрывает.
— Так ты тоже заметила, что этот сумасброд выказывает мне чересчур явное и нежелательное расположение? Я избегаю его насколько возможно, но не могу же я быть невежлива относительно сына княгини, она так ко мне внимательна. Хотя в словах Рауля нет ничего определенного, ко его взгляды, которые всюду следят за мной, тяготят меня; в его присутствии я чувствую как бы гнет над собой и хотела бы скорей уехать отсюда, даже сегодня, а не завтра. Дружба княгини с отцом мне кажется подозрительной, равно как и отеческий тон отца к князю. Боже мой, что выйдет из всего этого? Что если Рауль сделает мне предложение? Посоветуй, Антуанетта, что мне тогда делать?
— Будь спокойна,— отвечала г-жа Эберштейн, целуя ее.—Ты, несомненно, нравишься Раулю. А почему бы ему не выражать своих чувств, раз ему неизвестны ваши отношения с Самуилом и ваша помолвка? Хотя я не думаю, чтобы он теперь сделал тебе предложение, вернее, он оставит его до зимы, а до тех пор известие о твоей свадьбе рассеет его мечты. В худшем случае, можно все доверить тете, имеющей влияние на сына, чтобы заставить позабыть увлечение молодости. Потом я уверена, что папа и Рудольф никогда не допустят этого. Они знают, что ты должна выйти за Самуила и что с этим браком связана честь нашего имени.
— Да, по крайней мере, честь данного слова,— прошептала Валерия.
— Теперь, дорогая, позвони горничной. Уже около
пяти, а венчание назначено на семь, и скоро слетятся наши приятельницы.
Валерия оканчивала одеваться, когда донеслись говор и смех, а затем целый рой молодых барышень ворвался в комнату и окружил невесту.
Обряд венчания был торжественно совершен в церкви замка, затем новобрачные принимали поздравления и при звуках оркестра и громких «ура» открыли бал, после чего танцы следовали один за другим, а оживление возрастало по мере того, как шампанское горячило головы.
После вальса Валерия, опираясь на руку Рауля, вышла в зимний сад, феерически освещенный лампами, скрытыми в зелени; оба были оживлены танцами. Князь провел ее к отдаленной группе деревьев, посадил на зеленую бархатную скамейку, изображавшую дерн, и сам сел возле нее. Валерия обмахивала веером разгоряченное лицо, а князь любовался ею, нисколько не скрывая своего благоговейного восторга. Вдруг он опустился на колени, схватил ее руку и страстно проговорил:
— Валерия, ангел мой, я люблю вас больше жизни! Согласитесь быть моей женой или дайте умереть у ваших ног.
— Бога ради, князь, встаньте,— умоляла Валерия, побледнев от волнения.— Вас могут увидеть!.. То, о чем вы просите, невозможно.
— Невозможно! — повторил он недоверчиво.— Я не встану, пока не услышу моего приговора. Вы отвергаете меня, потому что я вам антипатичен или потому, что сомневаетесь в моих чувствах?
— Встаньте, Рауль, и сядьте возле меня,— молила она со слезами на глазах.
Он машинально повиновался и сел снова на скамейку, глядя на Валерию с выражением такой мучительной скорби, что сердце ее сжалось.
— Ни одной из названных вами причин нет налицо, в данном случае, кто более вас заслуживает любовь и симпатию и почему я могу сомневаться в ваших чувствах или быть опрометчивой в словах? Если бы три месяца тому назад вы сказали мне то же самое, я отдала бы вам свою руку с радостью, но теперь должна вам сказать: я не могу быть вашей женою, так как я уже не свободна.
Мертвенная бледность покрыла лицо Рауля.
— Так я опоздал! Но кого же вы любите? Кто этот избранник? Отчего ни ваш отец, ни ваш брат не сказали никому об этом? — Он наклонился к ней, с жадным беспокойством засматривая в ее глаза.
Но Валерия молчала. Да, никто не упомянул о Самуиле и о позорной сделке, которая обязывала дочь графа Маркоша выходить замуж за крещеного еврея. Ей тяжело было признаться князю Орохаю, что своим замужеством она платила за беспутство отца и брата. Как могла она ему сказать: «Я предпочитаю человека неизвестного, принадлежащего к презираемой расе». Какими бы глазами взглянул на нее этот гордый аристократ, который мог бы еще допустить, соболезнуя ей, необходимость, вынуждающую ее к такому поступку, но никогда бы не простил и не понял ее любви к человеку, столь не равному ей. Сильная борьба поднялась в слабой, колеблющейся душе Валерии, все предрассудки общества, с которыми она свыклась, ожили в ней, и ей было стыдно самой себя и своей любви; ни за что на свете не сказала бы она Раулю того, в чем не призналась даже своей лучшей подруге, боясь прочесть в глазах Антуанетты недоверие, удивление и осуждение. Властный взгляд Самуила, порабощавший ее, был далеко, и она снова подчинилась чувствам гордости и ложного стыда.
Валерия свыклась с мыслью, что на нее смотрят как на жертву, и ее приветливость к жениху принимают за долг необходимости; но у нее не хватало духа сказать: «Мы поняли друг друга, и я люблю этого великодушного честного человека». Несколько минут продолжалась внутренняя борьба и, наконец, гордость восторжествовала. Тихим, дрожащим голосом Валерия сказала:
— Нет надобности называть человека, за которого я выхожу замуж, вы его не знаете, так как он не бывает в нашем обществе. Но я должна вам сказать, что необходимость заставила меня сделать этот выбор; честь моей семьи и данное слово связывают меня с ним неразрывно. Если вы меня любите, Рауль, не мучьте меня и забудьте эту мимолетную мечту; я не могу изменить того, что сделано.— Она встала и поспешно ушла из сада, оставив Рауля в полном отчаянии. Молодой князь был избалован счастьем, все в жизни ему улыбалось, а каждое его желание и даже каждый каприз исполнялись немедленно. Эта первая, но тяжелая неудача показалась ему выше его сил. Закрыв лицо руками, он прислонился к спинке скамьи, и крупные слезы покатились из его глаз. Поглощенный своим горем, он не слышал шума приближающихся шагов и говора голосов, но к счастью Рауля, то была его мать. Опираясь на руку графа Мар- коша, она пришла сюда отдохнуть. Увидев князя в слезах и отчаянии, граф остановился, пораженный увиденным, а княгиня, побледнев от испуга, кинулась к сыну.
— Что с тобой, дорогой мой? — спросила она с беспокойством.— Не болен ли ты?
Рауль порывисто встал и, подавив душившие его слезы, подошел к графу.
— За кого заставляете вы Валерию выходить замуж, чтобы спасти честь вашего имени? — спросил он еще дрожащим от волнения голосом.— Что за роковая необходимость связывать ее с человеком, которого она даже не хотела назвать по имени?