— Что ты говоришь?! — хрипнул рыцарь Гийом.
— Ноне, едва чары спали — может, и жизнь Фаркатки отойдет… Вот и торопится теперь… Может, трону наследника желает оставить? — заговорил тихо Тинери, чуть не на ухо соратнику своему, другу, почитай, с младенчества. — Нам, брат мой, так получается, до дум его не дотянуться, а помочь и плечо подставить…
— Мы обязаны! — подхватил тот. — Помочь нашему коту! — И, взглянув исподлобья, кулаком в латной рукавице братину, помятую им же, добил. — Может, он — последний мирэ с магией! А я тут ради женского бела личика, обиду держа, едва было монарха и друга не подвел.
— Или самый первый! Наш король должен продолжить род! — припечатал Командор. — Идем!
— Идем! — откликнулся, когда двери за их спинами закрылись, внезапно проснувшийся Кейо Рейдент. И, тряхнув спутанными волосами, поплелся за командирами.
В длинной колонной зале (не поймешь, то ли приемная, рассчитанная на целую очередь придворных, которые будут тут коротать время до назначенных аудиенций, то ли просто так — галерея под будущую коллекцию) сквозняком слегка качало лазоревые, в цвет неба, шторы, и с балкона слышался мелодичный, нежный, как колокольчик, смех лойды Гиты Стафаны. Сердце Астара взныло раненым зверем, но с шага он не сбился.
— Мой мирэ? — Капитан решительно отодвинул тонкую ткань и вошел прежде Тинери. — Прошу простить мою дерзость и позволить отбыть в Воксхолл, к войску, или в ссылку, если мой повелитель прикажет…
— А вот и вы, господа! — Фаркат улыбнулся… по-кошачьи. — Прикажет-прикажет, не сомневайся, а теперь послушайте. Оба: лойд, а ныне барон, Уорсский согласился в ответ на мое ходатайство отдать тебе свою старшую дочь и наследницу — Гиту, ныне мною нарекаемую Хрустальной Капелью, в законные супруги… — Он вдруг сбился с высокопарного тона, и засмеялся, мгновенно став самим собой: — Поднимись с колен, Гийом, ты вообще охрен… Опомнись! Невеста согласна, что за драмы? Брай, будь добр, прикажи пригласить родителей баронессы, надо провести помолвку…
— Сир, на горизонте торговая флотилия! — отстранив замешкавшегося дворецкого и слегка путаясь в оборванном плаще Гийома Гайярского, на открытую площадку ввалился похмельный разведчик. — Порт, пристани не готовы, и…
— Почем знаешь, что купцы? — живо потеряв интерес к ритуалу, спросил Бон.
— Ну, во-первых… — начал было Лангин.
— Веннеп, — Король кивнул вошедшему следом за тем, а вернее сказать, ожидавшему где-то неподалеку, новоиспеченному барону, — по прибытии Матери месм, госпожи Гейсарней, состоится двойная свадьба.
— О, мой король! — Уорсс попялся тоже бухнуться на колени. — Мы с женой так счастливы и благодарны!
— Да, прекрасно. — Фаркат благосклонно, но торопливо кивнул всем присутствующим. Коих откуда-то набралось числом до тридцати! — Брай, Астар, вы со мной? У нас неотложные дела. Кейо, веди!
Хрустальная Капель, лойд Веннеп, лон Гийом Гайярский, пьяный Лангин http://www.pichome.ru/xtC
*
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
========== Конец - сказки венец! ==========
Всё рассказанное мною, други дорогие и сподружницы, — чистая правда! Жалко, что слушатели мои в «Зеленом Дроке» сплошь неграмотные, вряд ли оценить смогут тонкое искусство; так что карту дедовскую я и искать не стану, толку-то? Да и многое изменилось в очертаниях наших мест. Истинно говорят — ось сдвинулась: благодатные погоды стоят, растаяло ледяное поле Ронхи, новые дороги открылись, реки наполнились — след рыбка покрупней завелась, горы безопасны стали — орденцы справно с лихими людишками разобрались; и народец строиться начал. Вон только булыги и таскают! Кругом цветут луга да сады… Так закончилось темное царство фейери и началась хорошая жизнь…
— Мальчик, — тихий девичий голосок мячиками эха отскочил от высокого свода. — Ой, темно-то как! Ты кота тут не видел, черненького такого, не пробегал, а? — Рутка мелкими шажками, чуть с опаской приблизилась к сидящей на широких каменных перилах фигуре.
— Не… не заметил, — хрипло откашлявшись, ответил юноша. Лица видно не было, так — светлое пятно только, но волосы, вроде, черные.
— Жалко, а я ему потрошок у госпожи Голуньи, главной поварихи, выпросила. Она суровая очень, здешний порядок ругмя ругает — к свадьбам готовиться чтоб ей не мешали, всех гонит! — Одетая в новый, накрахмаленный чепец (эх, жалко прошв шелковых в сумраке не видно!) и красную бархатную котту, маленькая гмыженка устроилась на нижней ступеньке лестницы и, набрав в грудь побольше воздуха, принялась рассказывать все, что накопилось за неделю вынужденного молчания, когда путешествовала она в первый раз в жизни в обществе строгих взрослых волшебниц и угрюмых молчаливых эфетов.
— Замок такой огромный — что твоя твердыня Астарлингов, даже нашей Обители поболе будет… — восторженно продолжила она, но, почувствовав, что почти проговорилась, хитро', как ей показалось, поменяла тему: — Я вот намедни его заметила, котика, когда обоз разгружали в нижнем дворе. Он на стрельчатом окне сидел, и так мне понравился — жуть! Шерстка длинная, да худой очень, то — правда. Может, хоть птичку какую поймал бы, бедненький... А ты, что — плачешь? — От странного звука, что донесся сверху, Рутта вздрогнула, но смело подвинулась поближе, да все равно ничего не рассмотрела.
— Нет, поперхнулся просто. Ты с месмами приехала? — спросил ее почти призрачный собеседник.
— Ой! — Болтушка прикрыла рот ладошкой. Но решилась:
— Мы тут в гостях, а я гуляю, потому что тетка Уклюта меня из покоев погнала — сынок к ей приехал, верзила Борк, его мессир Брай рыцарем сделал по жениной просьбе, а это сестрица моя — дама знатная, замужняя, чего хочешь у него попросить может. Во какая она! И я — не простая служанка, а камерис… ца, так и знай! У меня и убор есть, я его на праздник надену, рукава длинные и рубашка из батисту! — отстояв свой статус, Рутка успокоилась и спросила:
— Ты сам-то при кухне служишь?
— Да, вроде так. — Похоже, парень улыбался. — А лет тебе сколько, придворная дама?
— Тринадцать, через десять теней четырнадцать сровняется! Не дразнись, меня ужо Атакса противный извел — все мышью белобрысой дразнит, говорит, щеки у меня толстые, да коса худая… А тебе сколько коло, тоже, небось, охальник? Рутта Монья — я, пока второго имени нету. А тебя как звать, сиде?
— Семнадцать. На левоны (1)… Может, и поживу еще… — немного невпопад ответил тот тихо. — А я уж думал, кончилось мое время, а тут вон как… — И вдруг рассмеялся. — И глазищи у тебя как крыжовник — так?! Рутта, значит! А на правом локотке у тебя два пятна родимых, как звездочки… Верно?
— Почем знаешь?! — та вскочила, плошку с жирной печенкой на пол роняя. — И что врешь! Как ты догадался — сумрак ведь? И одежа на мне, бесстыдник! Подсмотрел либо?
— А коты в темноте видят. — Парень лихо гикнул, ветром съехал по балюстраде и прямо через голову испуганной девчонке перескочил, высоко зависнув в прыжке. — Или меня не зовут Фаркат Бон — будет, будет и у тебя котик, клянусь! Знаешь, милая, у каждой женщины, тем более ведьмы, должен быть свой кот, — сказал он, и, поймав за подол кинувшуюся было бежать месмочку, к себе обернул и пальчики ее перепачканные поцеловал. — Верно?
— А?.. — спросила будущая королева Ольхормера, Рутта Нейя Павликанская, возрожденная Звезда Севера…
(1) — август по-нашему.
Кто она? http://www.pichome.ru/x6z
КОНЕЦ