Талькова грохнули в драке, никто ничего не знает! Браво! Русь добивают при всех— никто ничего не видит, пей, народ и подтирай памперсами одно место!
Песочное. На платформе бритый мужичок в кожанке встретил Серегу и молча повел к «Джипу».
Мужичок представился Репой, стронул тачку, поехали в сторону Сертолово к Безымянному ручью, тут и кладбище, и дорожка в лес, по нему минут двадцать били уже порядком добитую дорогу, тут из живого все кишки выпадут, не то, что у жмурика.
Вот показалась и «Келья» благодетелей, н-да, дворец, да и только, забор метра на четыре, ворота автоматические, это Репа нажал на что-то над головой около плафона авто.
Вьехали, навстречу накаченные «быки», овчарки, всё честь по чести, музон и так далее, но что-то трубы не видать для сжигания трупов.
— Не боись, Серый, вылазь, работенки тебе до утра с гаком, ха-ха, девочки встречают.
На крыльце дворца стояла голая леди в одних туфлях и смачно курила.
— Мадам! Музыка подана! — слебезил Репа, поднимая капот «джипа», дернул незаметно провод. — Центральный! — сообразил Сергей.
На снегу валялись бутылки из-под пива, водяры, коньяка. Для
полной картины не хватает бомжей с Лиговки, они бы быстро навели порядок.
— Ух ты, какой хорошенький! — вскричала мадам, спустилась, покачиваясь с крыльца и кинулась Сереге на шею. — Сегодня ты мой котик, занеси свою кису в норку, я замерзаю, милый, кхе-кхе!
Выбора не было. Сергей передал гитару Репе и понес барышню в «келью», напевая ей на ушко «Таганку».
Таким эскортом вся святая троица ввалилась в гостиную. Ни фига себе! Все голые, на диванах, на коврах, за столом, на постелях, которых было до чертиков!
— Репа! Ты— гений! Давай его сюда! — закричал из дальнего угла у камина толстячок. — Я его в переходе еще вычислил на Невском, он самый и есть! Как тебя, парень? Серега? Ну, давай, Серый, располагайся, да брось ты эту дуру, не стесняйся, тут понимаешь, у нас юбилей, мужики из Турции, из делегации, так что они по— русски ни бельмеса, ни-ни!
А часики — то твои храню, играют действительно когда хотят, ну что ж, подарки не обсуждают!
Сергей, придя в себя, запел после ста граммов песню свою про проституток на Невском проспекте:
— Браво, бис! — кричали крематорщики и девочки во главе с прочухавшейся мадам Си, как она себя представила.
Пока Серега закусывал после второй рюмашки, Си подсела к нему, как говорится, не на пионерском расстоянии, обдав его дорогими духами, жаром пышных грудей, накаченных силиконом, полезла к нему в брюки, бесстыдно-дьявольски дергая замок на них.
— Т-ты— ты чего это? — дернулся Сергей. — Погоди, я же только пришел!
— Тут все только что пришли! Весь мир только что пришёл, хи-хи-хи! Смотри, другие уже приехали, смотри, как Нюрка рабтает, класс, хочешь так же, а? Я здесь лучшая девка на весь гарем папы!
— Г-г-гарем? — Серега впал в прострацию. — И чего Вы, здесь и живете?
— Да, милок, живём и пашем на кухне, пирожки делаем, ф… там разный и ещё…
— Эй, малява! — крикнул толстяк. — Ты там не сильно кудахтай! — Ночь впереди ещё, выпить молодцу принеси нашего, кроваво-бургундского, домашнего!
Пригляделся Сергей к «туркам», какие там турки, они все русские рожи, колхоз настоящий. Только странно, не говорят ни слова вообще.
Только: «А-а-а! О-о-о!», когда девки переусердствуют.
Толстяк приметил внимательный Серегин взгляд.
— А ты не промах, кореш! — сказал он, наливая Сереге из принесённой Си бутылки. — Немые они, братан, помогаю я им через фонд инвалидов, кормлю вот, обуваю, жалко сиротинушек, ну и работают у меня немного, ты, братан, напиши песню про долю их, заплачу, братан, нету силушки спокойно на них смотреть. — Толстяк выпучил на Серегу глаза— ну масляные валенки и только, и жуткий огонек мелькнул в них на мгнове-ние, но этого мига Сергею было достаточно— чудовище перед ним, что-то здесь не того, ей Богу, не того!