— Не дым, а смерть надо посылать на них.
Возможно, мне этого не стоило говорить, я мог обидеть врача. Но он не обиделся, тем более перед этим я сказал ему, что сегодня не вернулись с задания два наших лучших экипажа и нет от них никаких вестей.
Трудно описать настроение, когда за одну лишь ночь эскадрилья теряет шестнадцать человек. Казалось бы, смерть на войне явление закономерное, немало уж погибло друзей и боевых товарищей, но привыкать к этому, мириться с этим было невозможно. Конечно, мы не теряем надежды на возвращение обоих экипажей — и Локтионова, и Большакова. Летчики они опытные, ребята в экипаже боевые, не раз побывавшие в разных переделках. Не раз уж немцы сбивали наши корабли, но люди нередко переходили фронт и добирались до своей базы. Да тот Федя Локтионов со своим экипажем в, прошлый раз вернулся благополучно.
Когда после санчасти я зашел на КП эскадрильи, здесь царило радостное оживление: только что пришла телеграмма от Локтионова. Он сообщал, что члены экипажа все живы-здоровы и находятся на месте вынужденной посадки — недалеко от населенного пункта Сандово. На крупномасштабной карте мы разыскали это Сандово, оно находилось восточнее Боровичей на одноколейной железной дороге. Теперь следовало скорее добраться туда и выяснить, какая помощь нужна экипажу. Майор Родионов позвонил в штаб воздушной армии и попросил прислать ПО-2. Погода была плохая — десятибалльная низкая облачность, но самолет прилетел быстро. Вскоре я сидел в задней кабине «кукурузника» в качестве пассажира, а, внизу мелькали вершины деревьев. Облака прижимали машину низко к земле, но молодой лейтенант с обветренным лицом вел ее уверенно. С летчиком штаба дивизии Прохоровым, который вез меня сейчас к месту вынужденной посадки Локтионова, мы были уже знакомы: как-то встречались на сборах летчиков-ночников дивизии.
Увидев в поле тяжелый бомбардировщик, мы приземлились рядом с ним. Федя Локтионов и штурман Васильченко рассказали нам, почему они не смогли долететь до своего аэродрома. Над целью их сильно обстреляли зенитки, корабль имел много пробоин, и у летчика, и штурмана были разбиты компаса, у радиста выведен из строя передатчик. Но задание экипаж выполнил. А вот на обратном пути не повезло: резко ухудшилась погода, не стало видно земли, да еще вдобавок пришлось выключить поврежденный мотор. Убедившись, что линия фронта уже пройдена, экипаж произвел посадку в поле. Чтобы восстановить корабль, требовалось заменить один цилиндр на моторе, поставить другие навигационные приборы и радиопередатчик. За ними мы отправили Прохорова.
На другое утро он доставил все необходимое, и к вечеру самолет был в строю. Мы перелетели на свой аэродром. Думалось, может быть, вот так же сидит где-нибудь экипаж Большакова. Но трезвый голос подсказывал: вряд ли, иначе поступило бы от него хоть какое-нибудь сообщение. Вестей о пропавшем корабле, его людях не было ни на другой, ни на третий день.
Потом мне пришлось срочно вылететь в Энск, повезти туда летчиков-штурмовиков для приемки новых самолетов, а обратно доставить запасные части. Аналогичное задание было и у Димы Козырева — сделать рейс туда и обратно. Как молодому командиру корабля, на этот полет ему дали моего опытного штурмана Милостивенко, а в мой экипаж назначили младшего лейтенанта Васильченко. Накануне вылета вечером я зашел в санчасть помазать болящие глаза, но врача попросил, чтобы он не очень разукрасил меня, иначе, мол, не смогу пойти завтра в Энске в театр. Врач даже растерялся и долго не верил моим словам: он, оказывается, был из Энска, там у него остались жена, дети. Он записал мне адрес и попросил зайти и передать им посылочку и письмо. Рано утром врач привез на санитарной машине к самолету целую сумку гостинцев для семьи: сухари, мясные консервы и что-то еще в свертках.
Через семь часов полета мы приземлились недалеко от Энска. Наши пассажиры, взвалив на плечи парашютные сумки, направились к диспетчерскому пункту. Пока мы оформляли заявку на обратный перелет, договаривались о ночлеге и питании, наступил и вечер. Все же мы с Васильченко решили съездить в город. Переполненный пригородный поезд шел очень медленно, с частыми остановками.