— В лес, туда, — и показал он рукой куда-то в сторону.
— А зачем? Ведь ночь скоро.
— Там наши деревенские живут.
— Что ж они делают в лесу? Скрываются что ли?
Мальчик замялся и окинул нас настороженным взглядом. Я подумал, возможно, где-то вблизи тут есть партизаны, и паренек, может быть, направляется к ним.
— Иди сюда, не бойся, — подозвал я его к себе и, когда он нерешительно приблизился, спросил: — Они что, партизаны?
— Нет, они не партизаны.
Постепенно все выяснилось. Оказывается, работоспособные жители деревни, боясь, что гитлеровцы угонят их в Германию или заставят работать на строительстве оборонительных сооружений, скрывались в лесу.
— А в деревне вашей много фрицев?
— Есть, но немного. Вот в Васильевщине, — показал мальчик куда-то на запад, — их полным-полно.
— Ты не можешь нам найти что-нибудь поесть?
— Я не знаю, Дома у нас никого нет. Вон там, на околице, работает в огороде одна тетя. Она, наверно, даст вам покушать.
Расспросив, как найти скрывающихся в лесу людей и предупредив мальчика, чтобы он никому не рассказывал о встрече с нами, мы отпустили его.
Лес почти вплотную подходил к деревне, и мы действительно увидели в огороде у крайней хаты женщину. Но она была не одна. Рядом стоял немецкий офицер и что-то говорил ей.
Когда офицер удалился, я и Вашуркин, оставив пятерых в кустах, направились к ней. Мы откровенно рассказали ей о себе, о том, что нас ночью сбили немцы, попросили дать нам поесть и, если сможет, связаться с партизанами. Женщина, осмотрев нас оценивающим взглядом, пообещала помочь, пригласила войти в дом и немного подождать, пока она соберет для нас что-нибудь из продуктов. Мы согласились и пошли за ней. Когда поднялись на крыльцо, я посмотрел вдоль улицы и с ужасом заметил, как из одной хаты, на той стороне улицы, выходят немецкие солдаты. Толкнув штурмана локтем, я без слов повернулся назад и неспеша направился обратно. Вашуркин сразу понял меня: до кустов близко, надо пройти до них так, чтобы фрицы не сразу обратили на нас внимание. Но вот лесная опушка совсем уже близка — и мы не выдержали, побежали. Возможно, тем самым и насторожили солдат, сзади послышались угрожающие крики, топот ног, раздались автоматные очереди, вокруг засвистели пули. Но мы уже были в лесу и бежали что было сил, спотыкаясь и падая, проваливаясь в ямы с водой, в воронки от снарядов и бомб. Долго еще слышался на опушке треск автоматных очередей, а сами немцы, вероятно, не решились в сумерках войти в лес и преследовать нас. Вскоре мы встретились с остальными пятью членами экипажа. Оставаться тут дальше было опасно, утром нас легко обнаружили бы немцы. По рассказу мальчика мы примерно представляли, как найти лагерь скрывающихся жителей деревни, и решили идти к ним.
К полуночи нашли тех, кого искали. Там нас встретили приветливо, накормили и уложили спать в шалаше. Весь следующий день мы пробыли в лагере, с помощью карты и рассказов колхозников изучили подробнее район, уточнили расположение населенных пунктов, проселочных дорог и вражеских передовых позиций. Вечером, распрощавшись с приютившими нас людьми, поблагодарив их за заботу, тронулись в северном направлении, чтобы ночью попытаться перейти фронт.
Шли медленно и долго, с частыми остановками, прислушиваясь к каждому звуку. Затем пришлось двигаться на четвереньках и ползком. Впереди полз я. Почувствовал запах отхожего места и подумал: где-то близко, значит, фашистские окопы. Наскочил на какую-то воронку, под руки попалась немецкая каска, вытряхнул из нее землю и надел на голову (все-таки броня, да и фрицы, если заметят, не сразу догадаются, кто я). Пополз дальше и неожиданно провалился в другую яму. Только потом, когда увидел совсем рядом ход сообщения и блиндаж, понял, что я в окопе.
В блиндаже горел тусклый свет, и было полно немцев. Мысли в голове бились лихорадочно: авось да примут за своего, не обратят внимания; а пальцы в кармане судорожно сжимали лимонку. Фу, пронесло, никто не окликнул меня, не заговорил со мной. Никому, вероятно, и в голову не пришло, что в двух шагах от них может очутиться советский летчик, а сзади него — целый экипаж. Успокаивая и заставляя себя идти как бы небрежно, я повернул от блиндажа в другую сторону. Я понимал, что в любую секунду могу снова нарваться на солдат, что надо быстрее покинуть этот окоп. Но опять оказался в какой-то яме, вырытой в виде большого продолговатого прямоугольника. В противоположном конце ямы сидели двое и курили. Они выжидательно, молча смотрели на меня и, ничего не сказав, исчезли куда-то в темноту. Я услышал, как за ними тихо скрипнула дверь — значит, с ямы был вход в блиндаж. Внимательно оглядевшись, вблизи двери я заметил ступеньки, ведущие вверх.