Амэя не смотрела на него, будто стыдилась того, кем является теперь.
– Так ты не шутила?..
Забрав у друга свою руку, она отвернулась, обнимая себя. Ну, вот и все. Теперь хоть кто-то узнал, что с ней стало, кроме матери. Может, рассказать еще и Херте? Пусть знает, что нельзя ходить с чужими дядями, а то вот что может случиться, если не хуже.
– А почему ты ходишь с очками? Неужто солнце причиняет русалкам вред?
– Нет. У меня цвет глаз отличается от обычного человека.
Хьюго потянулся к ее очкам:
– Покажи!
Амэя отпрянула от него, как от прокаженного.
– Даже не вздумай!
– Но почему? – обиделся Хьюго.
– Я же сказала – влюбишься.
– Хочешь сказать, русальи глаза влюбляют?
– Не знаю. Наверное, да.
– А давай проверим?
– Нет!
– Я не влюблюсь, правда!
– Откуда такая уверенность?
– Ой, у тебя тут перышко! – вдруг сказал Хьюго и вновь протянул ладонь к лицу Амэи.
Она, даже став русалкой, не растеряла наивности. И Хьюго, вместо воображаемого перышка, одним махом стянул с нее очки. И на него посмотрели черные, как морская бездна, глаза, с сиреневой примесью. Он замер, восхищенно взирая на подругу. А Амэя замерла в испуге. Этого восхищения она и боялась.
– Твоя красота действительно поражает, – сказал Хьюго. – Ты словно… не знаю, фея. Но, наверное, к твоему сожалению, я в тебя не влюбился.
– Что? – округлила глаза Амэя.
– Ты для меня как сестра, – произнес парень и потрепал подруге макушку. – Я сожалею, Амэя, что с тобой это произошло. И обещаю тебе, если этот Вермис сюда сунется, я убью его!
Русалка опустила взгляд:
– Не утруждайся. Я сделаю это сама.
– Сама?
– Ты, не смотря на свое любопытство, плохой слушатель! Я же сказала: русалки мстительны. И все матросы, унизившие меня, включая мерзкого барона, поплатятся за это! И я пойму, если ты станешь презирать меня. Я уже убийца, Хьюго, так как один умер от моих рук. Вернее, от моих чар, которые я совсем не умею применять…
Хьюго тихо переспросил:
– Уже убийца?
– Представь себе!
– Я бы на твоем месте сделал то же самое, уж поверь, – признался он.
Амэя растерялась.
– Но я думала… ты против чего-то такого беспощадного.
– Я за справедливость, милая моя подруга. За справедливость.
***
Вода шумела. Шумела листва. Луна светила. Светились глаза русалки, которая наблюдала из воды за человеком, плывущем в лодке. Она почувствовала его сразу, едва ладонь мерзавца коснулась воды. Море донесло ей о его прибытии. Сначала он плыл на корабле, а затем спустился на воду на лодчонке: кораблю было не по пути с ним.
Он был доволен. Он него пахло потом, женскими духами и монетами. Он распихал заработанное по всем карманам, что у него были: на груди, на штанах, и даже… на нижнем белье. Русалка чувствовала его как саму себя. Чувствовала, как перекатываются его мышцы от весел. Да, этот мужчина был весьма крупный и сильный. И раньше прижимал к себе Амэю очень сильно, когда приносил ей еду. Так сильно, что иногда у нее темнело в глазах.
– Оч-чень плохо, – прошипела русалка, растягивая губы в острозубой улыбке. – Оч-чень, мой с-с-смертничек! А ведь когда-то ты был для меня «бугаем», жалкий ч-человеч-чиш-шко!
Он плыл, не думая ни о чем плохом. Потел от физической нагрузки. Любовался спокойным морем и ночным городом вдали. Луна освещала ему путь. Будто благоволила ему. Но это был обман. Она благоволила русалке, затаившейся в воде.
Маленькая птичка, которая, к удивлению бугая, не спала, села на бортик лодки и склонила голову, рассматривая его.
– Ты чего? – поразился он ее наглости. – Жрать хочешь? А нету у меня ничего!
«Скоро ты станешь жратвой для рыб», – мысленно хмыкнула русалка.
– Ну лады, прокачу тебя задарма, – заявил смертник, мило улыбаясь.
И русалка бы поверила в его добродушие, если б ее подводила память. Он точно такой же улыбкой глядел на нее, когда собирался облапать. В прошлой жизни она бы ни за что не догадалась, что такое простодушное лицо бывает у такого мерзкого человека.