«Почему я не слушала маму?» – горько подумала девушка. – «Мне ведь всего пятнадцать. И что меня ждет после такой судьбы? Меня никто в жены не возьмет!»
О том, что ее просто-напросто могут убить, Амэя не думала.
Услышав в замке скрежетание, она в панике замерла, сжав подол юбки. Распахнулась дверь, явив барона Вермиса. Безмятежного, будто он крадет девиц по пять раз на дню. Хотя… Он ведь это и делает. Ему лет сорок. И сколько он похитил за это время? Сколько несчастных погубил?
– Проснулась, красавица? – спросил барон Вермис. – Как спалось? Будешь завтракать? Да не жмись ты, тебе нечего бояться. Тебя никто не тронет, пока мне с тобой возиться не надоест. А такой девушке из незнатного рода наверняка будет приятно общаться с аристократом, а?
Амэя в ужасе сглотнула.
– Что? А ты думала, что я и знатных покататься на корабле беру? Нет, конечно. Если бы я трогал знатных, меня бы Его Величество давно поймал. Ведь он заботится только о тех, у кого есть титул. Как же мне повезло, да, красавица? Иначе я бы не смог проводить время с такими, как ты.
Барон запер дверь, входя в каюту и присаживаясь на кровать. Амэя затравленно на него глядела из угла, боясь пошевелиться.
–Как тебя зовут-то хоть?
– Амэя, – прошептала девушка, опасаясь разозлить барона.
Он радостно рассмеялся:
– Амэя! Чудное имя! С песчано-холмского значит вечерний дождь. Знала? У тебя что, родственники из Песчаных холмов?
– П-папа...
– О, а я гляжу, ты такая черноглазая. Прямо в душу глядишь. Думаю, откуда в Морских владениях такие глаза? Вон оно что на самом деле. А мать как твою зовут?
– Авон.
– Жаль мне ее. Дочь пропала. Она, наверное, с ума сходит?
– Н-не знаю...
– Ты одна в семье была?
– Да.
– А отец твой кто?
– Он умер.
Барон довольно улыбнулся. Все же, переходить дорогу мужчине ему было не на руку. Итак из-за этого в некоторые города путь ему закрыт. Не хотелось бы лишиться еще и Марэ, где продают отличное оружие.
– Что ж, тогда мне с тобой повезло, Амэя. Так что насчет завтрака? Матросы приготовили картошку с рыбой. Я занесу тебе. Что, так удивлена? Я никого сюда не пущу. Не доверю им тебя, пока сам не успокоюсь, понимаешь?
К сожалению, Амэя понимала. И от этого становилось горче, ведь если бы она не понимала, ей было бы спокойнее.
Через несколько минут барон вернулся с блюдом и чашкой чая. Амэя боялась притронуться к еде. А вдруг отравлено? Но, заметив, как недовольно сошлись брови барона на переносице, она принялась есть. Отравлено? Ну и пусть! Хочет опоить? Ну и пусть! Опоенная, она не будет помнить, что происходило. А что-то будет происходить наверняка.
К ее сожалению, в еде не было отравы. И когда наступила ночь, сожаление возросло в разы. Пришел барон Вермис. Совершенно трезвый, все также мило улыбающийся, с ненавязчивой болтовней. Амэя собиралась тогда лечь спать. И что толку от того, что ложилась в платье? Благодаря ловким рукам барона наряд небесно-синего цвета оказался на полу, а пленница, с накрывшим ее чувством стыда и бессильной ярости, на кровати. Вместе с мерзким бароном. Она беззвучно рыдала, пока он делал то, зачем пришел. Рыдала, и молила святых Козла и Барана[1], чтобы все как можно скорее закончилось. Но это длилось полночи, по ощущениям несчастной, хотя на деле прошло минут пятнадцать.
За двадцать дней ходьбы корабля барону наскучила пятнадцатилетняя «миледи», и он начал позволять матросам приносить ей еду. Но не позволял ходить к ней ночью. Поэтому они пытались насладиться обществом девушки, распуская руки, те несколько минут, которые уходят на «отдать и забрать тарелку». Амэя уже мечтала о смерти, но вдруг услышала как-то, что, оказывается, барон Вермис отдает всех своих корабельных любовниц в бордели других стран (ведь в Морских владениях такое запрещено). И это привело ее к очередной панике. Какой бордель?! Она уже смирилась со смертью, а с такой судьбой мириться не собирается!
В очередную ночь к Амэе пришел барон. Прежде чем приступить к своему любимому делу, он, как обычно, много болтал. О будущем, о погоде, о матросах и даже о своей семье. Амэя, послушав в очередной раз, как барону нравится путешествовать с красивыми девушками, прервала его.