У Амэи вырвалось:
– А он знает, что ты русалка?..
Сильвия важно кивнула:
– Конечно! Я рассказала ему. Да и ему моя небольшая силушка и коготки с клыками часто помогают. Он у меня хиленький очень, добренький, а я не такая. Приходят к нему... всякие, ну я их и учу, как надо с моим мужем общаться.
– Как его зовут? – с интересом спросила самая младшая русалка.
– Граф Салватор Тиасский.
Амэя знала, что у этого графа в графстве Тиа огромные поля с разными видами чая. И он этот чай поставляет не только на все острова Морских Владений, но и в другие страны. Она задумалась, какой же может быть богатой эта женщина с невозмутимой улыбкой, сидящая перед ней прямо на полу.
– Он у меня такой хороший, девочки, такой хороший! Так любит меня, ценит. Не мужчина, а мечта!
Парочка русалок завистливо вздохнули. Амэя не вздыхала. Она вспоминала гадкого барона Вермиса, который лишил ее возможности вздыхать по кому-то.
Амэя сжала ручки подлокотников. Сейчас ей не нужны были мужчины. Один уже поиздевался над ней, и еще несколько помогли... Все желание отбили.
Ей было не больно вспоминать то, что с ней случилось в человеческом облике. Она к этому относилась как к чему-то, что сотворили не с ней, пусть и понимала, что это была она. Она могла вспомнить и то, как ей было больно. И то, как ей было противно. Но... Но в душу это не лезло, не заставляло сердце неприятно сжиматься. Когда Амэя поделилась этим с Авилой, она сказала:
– Ты уже не человек. Что было до жизни русалки – то была жизнь человека. Сейчас ты другая. Ты помнишь, что было с тобой до смерти, но посмертные изменения несут за собой последствия.
Тогда Амэя сразу вспомнила, как теперь воспринимает и мать, и друзей. Словно она не их часть.
Амэя оглядела русалок, весело шушукающихся. А вот они... Пусть ей и было некомфортно от того, как они ее превозносят, но они были теми, с кем она чувствовала себя единой. Она их почти не знала, но чувство, что они – ее семья, не отпускало. Ее близкие. Те, за кого она бы... убила?.. Да, она убила бы и за Хьюго, и за Херту, и за Лео, и уж тем более за мать. Но то, что ее русалочкам могут навредить, пробуждало в ней звериное бешенство.
– Истинная любовь прекрасна, – заявила Корнелиа.
Русалки закивали. А Амэя заинтересовалась этим высказыванием. Что значит «истинная любовь»? Этот вопрос она и задала Авиле, но услышали все.
– Мы и без использования чар прекрасны, – пояснила Сильвия. – Мужчины ходят за нами хвостиками. Обожают нас. Мы притягиваем их взор. В моменте, когда они нас видят, они влюблены. Так почти со всеми мужчинами.
– Не со всеми, потому что кто-то имеет истинную любовь, – вставила Авила.
– Истинная любовь – настоящая. Не напускная. Меня мой муж любит всегда. И когда я рядом, и когда далеко. Он не очарован моей русальей красотой. Он любит мою душу.
Амэя вспомнила, что ни Лео, ни Хьюго ни разу не были очарованы ею.
Авила же решила дополнить:
– На некоторых женщин тоже действуют наши чары. Но немного по-другому. Некоторые женщины тонко чувствуют прекрасное. И мы их очаровываем, потому что мы – прекрасное творение морского дьявола. Они очаровываются, потому что чутки и подвластны красотам мира. И если мужчины при очаровывании хотят нами обладать, то женщины просто любоваться. Порой до смерти...
– Была у меня история! – воскликнула русалка с удивительными желтыми, будто светящимися, глазами. – Меня одна девушка увидела, художница. Я прыгнула в море, чтобы она отстала. А она притащила на берег холст, мольберт и сидела там три дня без еды и воды, ждала. Я сжалилась, вышла к ней и позволила себя нарисовать.
– И где этот портрет? – полюбопытствовала Сильвия.
Русалочка пожала плечами:
– У этой девушки, наверное. Да и мне без разницы. Даже если она хвасталась всем, что русалку нарисовала, вряд ли ей кто-то поверит.
Сильвия задумчиво обвела глазами пустые стены. А потом хмыкнула:
– Нам бы тоже портреты не помешали. Повесили бы везде в доме. И общий портрет тоже. Ты где эту девушку видела, Джина?
– А морской дьявол ее знает! Не помню. Но точно не на Марэ.
Графиня разочаровалась: