Несколько минут все молчали. Один за другим подходили они к каждому из слонов и осматривали их, не говоря ни слова.
— О! — сказал наконец Хобо. — Оу инкоси, инкоси умкулу[5], ты не простой человек, Макумазан, простой человек не мог бы сделать того, что сделал ты. В тебе сидит великий дух. Веди нас куда хочешь, мы всюду пойдем за тобой без спора.
И точно — до самой последней минуты, пока они оставались со мной, между нами больше не было разногласий. Моя безрассудная выходка чуть не стоила мне жизни, но все же кончилась счастливо и внушила моим подчиненным такое доверие ко мне, что, кажется, скажи я им: прыгайте в пропасть, вы не убьетесь, — они прыгнули бы не задумываясь.
Ну и слоны же это были! Таких клыков я никогда больше не видел, ни прежде, ни после. Один клык большого слона весил сто шестьдесят фунтов, а остальные четыре клыка — по девяносто девять с половиной каждый, — вещь неслыханная! К сожалению, большой клык пришлось распилить надвое».
— Ах вы, варвары! — вмешался я. — Неужели вам не жаль было…
— Легко вам говорить, молодой человек, — улыбнулся Квотермейн, — если бы я этого не сделал, мы и вовсе не смогли бы унести его, особенно в таких обстоятельствах, в которые попали потом.
— Значит, вашей истории еще не конец? — осведомился Гуд. — А история хороша, Квотермейн. Право, я и сам не придумал бы лучше.
Аллан сурово взглянул на Гуда.
— Вы мне не верите? — спросил он. — Что ж, верьте или не верьте, как вам будет угодно. Да, моей истории еще не конец, самое интересное впереди, только сегодня я больше рассказывать не буду, устал. Дай вряд ли стоит рассказывать, когда людям правду говоришь, а они не верят.
Сколько мы ни старались умилостивить его, все оказалось напрасно, и так как действительно было уже поздно, то мы простились и разошлись по своим комнатам.
V Майва
На следующий день прежняя компания вновь собралась обедать к моему приятелю, и после обеда все опять уселись у каминами с трубками и сигарами. Поломавшись немного — недоверие, высказанное Гудом, задело его за живое, — Квотермейн согласился наконец продолжать свой рассказ.
«Покончив с клыками, — начал он, — пообедав слоновым сердцем, поджаренным в слоновом жире, — кушанье, скажу я вам, самое превкусное на свете, — мы принялись распиливать большой клык. Время шло уже к вечеру. Люди, которым я поручил это дело — замечу мимоходом, весьма нелегкое, — работали усердно, а я сидел под деревом, покуривая трубочку, и следил за их работой. Вдруг кто-то дотронулся рукой до моего плеча. Я оглянулся: передо мной стояла туземка лет двадцати, высокая, стройная и замечательно красивая, с корзиной местных плодов на голове.
— Марем (здравствуй)! — сказала она, хлопнув по туземному обычаю в ладоши в знак приветствия.
— Откуда ты взялась, красавица? — удивился я ей. Насколько мне было известно, поблизости не стояло ни одного крааля. — Ты продаешь плоды?
— Нет, великий белый охотник, я принесла их в подарок, — ответила она.
— Хорошо, спасибо тебе, — поблагодарил я. — Передай корзину моим людям.
— Но знаешь, белый человек, подарок за подарок, — заметила она, чуть улыбнувшись.
— А! Вот как! Ну, понятно. В этом презренном мире ничто не делается даром. Чего же тебе надобно? Бусы?
Она утвердительно кивнула головой.
— Хорошо. Я сейчас скажу моему главному носильщику, чтобы он открыл тебе ящик с бусами. Выбирай любое ожерелье.
С этими словами я хотел подозвать Хобо, но она остановила меня.
— Кто дает собственной рукой, тот дает вдвое, — произнесла она с каким-то особенным выражением в голосе.
— Ты хочешь, чтобы я сам дал тебе бусы? — догадался я. Мне почему-то показалось, что она хочет поговорить со мной наедине. — Изволь, я готов исполнить твое желание.
Говоря это, я встал и пошел с ней в ту сторону, где стоял сундук с бусами. Она последовала за мной.
— Как тебя зовут? — осведомился я по дороге.
— Майва.
— Откуда ты родом? Ты хорошо говоришь на наречии матуку, видно, ты из этого племени.
— Я из племени бутиана, которым правит Ньяла. Но я долго жила среди матуку, я одна из жен Вамбе.
При последних словах ее глаза сверкнули каким-то диким блеском.
— Как же ты сюда попала? — недоумевал я.
— Пешком пришла, — ответила она отрывисто.
Разговаривая так, мы пришли к сундуку с бусами. Я открыл его, выбрал одно из самых красивых ожерелий и подал ей. Она накинула украшение на себя, почти не взглянув на него, и, увидев стоявший возле сундука пустой ящик, начала перекладывать в него плоды из своей корзины. На дне корзины было несколько листьев, похожих на листья каучукового дерева, но только гораздо крупнее. Выбрав один из них, она понюхала его и подала мне. Думая, что она хочет, чтобы я тоже понюхал его, я поднес его к лицу, и вдруг заметил на нем какие-то красноватые знаки.