- Что это... - начинаю, но внезапно музыка перекрывает мои слова. Песня о второй попытке, о шансе, который дается не каждому, и это так символично, ведь он мой шанс.
Фотографии сменяют друг друга, как страницы альбома: мы на тренировке Жени, где Дима стоит у борта и кричит "Давай, чемпион!", я за компьютером, укутанная в огромный плед, который он однажды накинул мне на плечи, заметив, что я дрожу от холода, наш первый совместный ужин, и много чего еще. Весь наш год прошел перед глазами.
- Ты... Как ты... - голос предательски дрожит, а пальцы сжимают подлокотники кресла. В груди что-то сжимается от переизбытка чувств.
Дима встает передо мной на одно колено.
- Год назад ты сказала, что не знаешь, какой я на самом деле, - тихо говорит он, и его голос звучит немного хрипло. - Ну вот, - он делает паузу, доставая из кармана джинсов маленькую бархатную коробочку, которая выглядит так, будто побывала в его руках уже сотни раз. - Теперь знаешь какой я. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
Я молчу. В горле стоит ком, такой плотный, что кажется, будто я никогда больше не смогу произнести ни слова. Я боюсь, что если попытаюсь заговорить сейчас, то расплачусь, а слезы оставят черные следы туши на щеках. Поэтому просто киваю, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
- Вероника, - он произносит мое имя так, будто это самое важное слово в его жизни. - Я не обещаю, что всегда буду идеальным. Я знаю, что могу быть резким, упрямым, иногда слишком прямолинейным. Но я точно обещаю, что каждое утро буду просыпаться и стараться стать лучше для тебя и Жени. Каждый день.
Он открывает коробочку. Внутри лежит кольцо, простое, элегантное, из белого золота с небольшим бриллиантом, который ловит отблески экрана и рассыпает вокруг себя крошечные радужные блики. Оно выглядит так, будто создано специально для меня, не кричащее, не вычурное, но бесконечно настоящее.
- Ты согласна стать моей женой? - спрашивает он, и в его голосе слышится легкая дрожь, которую он явно пытается скрыть.
На экране появляется последний слайд, фотография, которую я не видела. Дима обнимает меня сзади, а я смеюсь, запрокинув голову, совершенно не замечая камеры. Мы выглядим так счастливо, словно уже настоящая семья.
- Да. Да, согласна.
Его пальцы, обычно такие уверенные, слегка дрожат, когда он надевает кольцо на мой палец. Оно садится идеально, будто было сделано именно для меня, не слишком туго, не слишком свободно, просто в самый раз.
- Кстати, - шепчет он, уже обнимая меня, и я чувствую, как бьется его сердце, быстро-быстро, как у мальчишки. - Женя в курсе. Мы с ним долго обсуждали этот момент. Он сказал, что, если я тебя когда-нибудь обижу, он мне руки переломает. Собственноручно.
Я смеюсь сквозь слезы, которые наконец вырываются наружу, а на экране гаснет последняя фотография. В зале воцаряется темнота, но в ней уже нет ничего пугающего, только тепло его рук и сладкое головокружение от того, что произошло.
Но это точно не конец.
Уверена, это только начало.
Эпилог
Эпилог
Двадцать пять лет спустя
Вероника
Серебряные свечи на столе отражаются в бокалах, рассыпая по скатерти теплые блики. Воск стекает тонкими ручейками, застывая причудливыми наплывами на старинных подсвечниках, подарке Альбины на нашу десятую годовщину.
За окном поздний вечер. Наш дом наполнен смехом, музыкой и запахом жареного мяса, которое Дима до сих пор умудряется пересушивать, несмотря на все мои попытки научить его готовить.
- Пап, если бы ты не пережарил стейки, то это точно был б не ты, - смеется средний сын, Максим, как всегда над ним подтрунивает. - Двадцать пять лет мама пытается тебя научить, а ты все тот же.
- Зато не скучно, - Дима хватает его за шею и трясет, как медведь медвежонка. Его ладонь перекрывает почти всю ширину сыновних плеч, и я невольно улыбаюсь, все те же шутки, все тот же жест, с которым он когда-то подбодрил Женю на тренировке. - И вообще, кто тут главный по мангалу? Я! Значит, и правила мои.
- Главный по уголькам, - вторит ему младшая, Алиса, закатывая глаза, но тут же получает щелбан в лоб. Она морщит нос - точь-в-точь, как я в ее шестнадцать, когда мне казалось, что весь мир несправедлив.
Я наблюдаю за ними, за этим привычным хаосом, и ловлю себя на мысли, что даже не представляю, как могла бы сложиться жизнь, если бы тогда, в том кафе, Дима не подошел. Если бы он не оказался тем самым человеком, который не испугался ни моей злости, ни моих страхов.