- Тогда подпишем договор.
Мужчина достает папку, листы с мелким шрифтом. Я пробегаю взглядом, стандартные пункты о конфиденциальности, сроках, оплате. Все как в любом другом договоре, только вместо покупки мебели или ремонта, разбор моей жизни на части.
Подписываю, не вчитываясь. Какая разница, что там написано? Главное - результат.
- Первый отчет через три дня, - говорит он, забирая свой экземпляр. - И последний вопрос.
- Да? - Поднимаю глаза от бумаг. Его лицо теперь кажется менее официальным. Может, мое безразличие к условиям его насторожило?
- Что вы планируете делать с этой информацией?
Я встаю, поправляю деловое платье, ощущая, как ткань скользит под пальцами. За окном кабинета город живет своей жизнью, машины, люди, чьи-то нормальные, не разбитые семьи.
– Как минимум я пойду в суд.
- А как максимум? – все же настаивает на своем.
- Это уже не ваша забота, - мой голос звучит тихо, но в нем слышится сталь. Пусть думает, что хочет. Главное - он теперь мой союзник в этой войне.
Я выхожу от него с тяжелым сердцем и чувством облегчения. Вот так, да. Тяжело от разрушения семьи, предательства. Но легко от того, что первый серьезный шаг уже сделан.
На улице светит солнце. Впервые за эти дни я чувствую не боль, а явственную цель.
Я отомщу, назад дороги уже точно нет.
Глава 6
Глава 6
Альбина
Выходя из здания детективного агентства, я вдруг понимаю, что не могу вернуться домой. Давление скачет, а в груди будто застрял острый осколок стекла. Дышать больно, но и не дышать невозможно.
- Не сейчас. Не в тот проклятый дом, - говорю сама себе.
Там на стенах еще висят наши с Марком фотографии, сохранившие фальшивые улыбки, там в шкафу висит его пиджак с запахом привычного одеколона, который теперь вызывает тошноту.
Телефон в руках кажется неподъемным, но пальцы сами набирают знакомый номер, единственный, по которому я могу позвонить в таком состоянии.
- Уля, ты свободна? Мне нужно с тобой срочно увидеться, - в голосе слышно напряжение, но мне все равно. Перед ней можно показать слабость.
Ее "привет" обрывается на полуслове, и в трубке воцаряется та тишина, которая бывает в такие тяжелые моменты.
- Конечно. Кофейня на Патриарших, через двадцать минут? - она не спрашивает подробностей, не пытается утешить по телефону. Уля знает раз я в таком состоянии, то все нужно обсуждать лицом к лицу за чашечкой чая.
- Да, - это единственное, что я могу выдавить из себя, прежде чем вешаю трубку.
Патриаршие, так патриаршие, мне нужно около получаса, а значит нельзя терять ни минуты. Снимаю машину с сигнализации и еду туда где меня ждут.
Кафе встречает меня запахом свежего кофе и ванили, обычно успокаивающий аромат сейчас кажется назойливым и фальшивым, как все в этой новой реальности.
Я приезжаю к своему удивлению первой и выбираю столик у окна, в дальнем углу, где свет падает мягко, не выхватывая из теней мое лицо, не демонстрируя всему залу следы бессонных ночей и слез, которые я не позволяю себе пролить.
Ульяна приходит чуть позже оговоренного времени, в своем неизменном стиле, с легким макияжем, но ее глаза уже полны вопросов и той тревожной готовности помочь, которая делает ее моей подругой уже пятнадцать лет. Она садится напротив слишком резко и быстро, будто предчувствуя беду.
- Ты выглядишь так, будто собралась кого-то убить, - говорит она, отодвигая меню в сторону безо всякого интереса к нему. Ее взгляд скользит по моему лицу, отмечая каждую морщинку от напряжения, каждый признак того, что я почти сломлена несмотря на то, что держусь.
- Пока только морально, - отвечаю с усмешкой, но кажется шутка не удается. Голос срывается на хрип, выдавая ту боль, которую я так стараюсь скрыть. В горле першит, будто я наглоталась битого стекла.
Она хмурится, кладет руку на мою. Ее пальцы теплые в отличие от моих, и это тепло, такое простое и человеческое, чуть не заставляет меня разрыдаться прямо здесь, среди ароматов кофе и смешанных голосов посетителей.
- Что случилось? - два простых слова, но в них столько готовности разделить мою боль, что сердце сжимается.
Я делаю глоток воды, чувствуя, как лед касается губ, холодный, безжизненный, как мой брак теперь. Стакан дрожит в руке, и я быстро ставлю его на стол, чтобы не выронить. Эмоции накатили резкой волной с головой, словно за все дни разом решили меня осчастливить.
- Марк изменяет. Четыре года. У них ребенок, - каждое слово дается с трудом, будто я вытаскиваю из себя занозы одну за другой.