Более того, главы зеленых и голубых партий, устроят за свой счет гонки колесниц. То есть предоставят и лошадей и упряжь и наездников в цветах своих партий. Роскошных лошадей и роскошную упряжь. Вот уж удивится василевс. Еще больше удивится, когда узнает, что ему не нужно тратиться на призы для абсолютного победителя. И оригарион[43] и серебряный шлем и пояс автократу Иоанну Кантакузину предоставит его новый эпарх Никифор. Тот человек, которого василевс назвал «явившим чудо»!
Что ж… Чудеса продолжатся.
Несомненно, василевс еще будет крайне удивлен, когда узнает, что на утро после празднования дня города на его улицах и площадях не будет найден ни один труп со следами насильственной смерти, и ни один горожанин и гость Константинополя не пожалуется, что обокрали его или его помещение.
А что делать и как поступить с ворами Никифор точно знает.
– Он еще ждет?
– Да, Ваше величайшее достоинство, – в поклоне ответил Семенис.
Никифор самодовольно усмехнулся.
– Ждет, значит.
– Терпеливо ждет, – чуть усмехнулся помощник эпарха.
– Не стоит заставлять ждать друга юности. Впусти.
– Давненько не видались, – с усмешкой начал Никифор.
– Слава Господу нашему… – начал, но не закончил, скривив губы то ли в радость, то ли в презрение, друг юности.
Помолчали, опять приглядываясь друг к другу.
Прошло так мало времени, а как многое изменилось. Куда теперь и делась императорская фривольность старейшины корпорации макелариев. Теперь друг юности выглядит… как обычный мясник, которого обвинили в продаже краденого быка. Где и подевалась неукротимая физическая силища, куда исчезли крылья вседозволенности?
– Ты, наверное, думаешь, что для тебя уже приготовлена самая грязная комнатушка в Нумерах? Нет, мой друг Андроник. В темнице для тебя ничего не приготовили.
Андроник тяжко опустил голову.
– Кто знал, что так выйдет. Если все по воле Господа, то… как от этого уберечься?
– Истину говоришь, мой друг. И все же?
– Воля твоя… Теперь… Держал меня за спиной в юности, и теперь туда загнал, – с трудом выговорил глава корпорации макелариев.
Никифор довольно откинулся в высоком и удобном кресле:
– Сказано у Матфея: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобой и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего»[44].
Главный мясник Константинополя чуть приподнял голову.
– Что скажешь, Андроник? – Никифор пристально посмотрел на собеседника.
– А что сказать. Назвал братом, как в давние года. Решим между собой. Как скажешь, так и будет… Как в давние года.
– Именно! Как скажу! Согласен? Бери, налей вина. И мне плесни. Устал я сегодня. Так много слов сказал. Так много. И окорок бери. Не хуже, чем у тебя. Ешь. Все бери. Для тебя мне ничего не жаль. А помнишь… Эх, только и мечтали мы в юности с тобой о хорошем вине и… Нет! Не о куске мяса. А о простой лепешке. А теперь! Помню, помню я годы былые и дружбу нашу. Не дам я тебя в обиду. Защищу. Помнишь как ты меня в Вороньем тупике от воров спас? Не только мои книги и пару серебряных… Мою жизнь спас. Так что теперь я? Губить тебя буду? Нет, и нет! Пей! Ешь!
Прошла судорога по огромному телу главы корпорации макелариев. Вышла слезой из обеих глаз:
– Не думал, что ты так… Как друг!.. Как брат!.. А что было? Что вышло? Кто мог подумать, что так все обернется. Посмотрел я тогда на того, кто людишек излечивал от ран рассвирепевшего кабана и даже рассмеялся. Множество людей повидал за свою жизнь, но такое страшилище увидел впервые. Да и мои люди рассмеялись. А он как глянул, так у всех губы склеились. Что за рожа? Что за сатанинский взгляд? Много уродливых рож и страшных глаз повидал… Ну, а у этого… Что и сказать… Сердце черная кошка лапкой мое прижало… Только смирно он голову опустил, и тихо спросил: не найдется ли у нас работа ему под силу? Тут мне полегче на сердце стало. Посмотрел я на его медвежье тело, на узловатые руки, да и решил себя и людей своих потешить. Ты же хорошо помнишь «топор русича»? Да ты все своими глазами и видел…
Никифор согласно кивнул головой, в душе огорчаясь тому, что не было в тот день с ним волшебных венецианских стекол. А значит, он мог только представить себе это невероятное зрелище – взмах, несколько кругов, мягкий удар отсекающего плоть железа и удар отделенной бычьей головы о дубовые доски помоста.
– Решил повеселиться и повеселить, а этот… – продолжал главный мясник. – Ну, невероятно. Трех быков я в тот день не пожалел. Такой силищи, такой сноровки, такой работы с топором не видел, и уже не увижу!.. Или…