— Пытался нас утихомирить. Он знал, что я не в себе. Думаю, он испугался, как бы чего не вышло.
— Но вы не утихомиривались?
— Мик доставал меня. Он сказал, что если я выставлю на всеобщее обозрение его грязное белье, он сделает то же самое с моим. Он сказал, что ты и мама с интересом отнесетесь к моему возвращению к наркотикам. Но на это-то я плевал. — Питер принялся обкусывать ноготь большого пальца. — Ну сказал бы он тебе, да ведь ты и без него все понял. А мама… меня мучило лишь одно, мне надо было достать кокаин. Ты не представляешь, каково это. Кажется, ради дозы можно пойти на что угодно.
Только такого признания Линли и не хватало — и ему оставалось только благодарить судьбу, что рядом нет ни Макферсона, ни тем более Хейверс. Что касается Макферсона, то, Линли знал, он бы не стал придавать словам Питера особого значения. А вот Хейверс непременно вцепилась бы в них мертвой хваткой.
— Ну и я взорвался, — сказал Питер. — Если бы не взорвался, стал бы просить и унижаться.
— Тогда Брук ушел?
— Он хотел и меня увести, но я сказал «нет». Я сказал, что хочу закончить то, что начал.
Опять Питер забыл, где находится, и Линли внутренне вздрогнул.
— Что было дальше?
— Я стал по-всякому обзывать Мика. Я неистовствовал. Кричал. У меня голова шла кругом, мне было необходимо… — Он взял чашку и сделал большой глоток. Струйка чая потекла у него по подбородку. — А кончилось все тем, что я стал просить у него пятьдесят фунтов. Он вышвырнул меня.
Сигарета Питера все еще лежала в пепельнице, превратившись в ровный цилиндрик из серого пепла. Питер стряхнул его ногтем указательного пальца, и он рассыпался.
— Томми, когда я уходил, деньги все еще были там. У тебя нет причин мне верить, но денег я не брал. И Мик был живой.
— Я верю тебе.
Линли постарался произнести это уверенно, словно единственно его уверенности было достаточно, чтобы вернуть Питера в лоно семьи. Безответственная фантазия! Судя по тому, как все складывается, не миновать Питеру суда. А там, как только о его приверженности наркотикам станет известно присяжным, только чудо ему поможет. И не важно, верит ему Линли или не верит.
Тем не менее Питер, по-видимому, несколько успокоился после слов брата, подбодривших его, и у него появилось желание рассказывать дальше. Тоненькая ниточка, связавшая их теперь, побуждала его к исповеди.
— Я не брал, Томми. Я бы ни за что не пошел на такое. — Линли, не понимая, смотрел на Питера. — Я не брал фотоаппараты. Правда не брал. Клянусь.
Тот факт, что Питер готов был продать фамильное серебро, вызывал сомнения в правдивости этих его слов, и Линли не ответил ему.
— Когда ты расстался с Миком в ту пятницу?
Питер задумался:
— Я пошел в «Якорь и розу», выпил там пинту пива. Наверно, это было без четверти десять.
— Не в десять? Не позже?
— Да нет.
— И в десять ты был в пабе? — Питер кивнул. — Почему Джастин вернулся в Ховенстоу один?
— Джастин?
— Разве его не было с тобой в пабе?
Питер растерянно поглядел на брата:
— Нет.
Линли почувствовал облегчение. Это была первая информация в пользу брата. И то, что он сообщил ее, совершенно не подозревая о ее важности, убедило Линли в его искренности. Конечно, все придется проверять, однако в истории Брука появилась трещинка, и адвокату будет за что уцепиться, когда дело дойдет до суда.
— Чего я не понимаю, — продолжал Линли, — так это зачем ты, никому не сказавшись, сбежал из Ховенстоу. Неужели из-за нашей ссоры в курительной комнате?
Питер едва заметно усмехнулся:
— Если посчитать все наши ссоры, то еще одна не должна была бы так уж потрясти меня. — Он отвернулся. Поначалу Линли предположил, что он пытается что-то придумать, но, увидев красные пятна у него на лице, понял, как Питер смущен. — Все из-за Саши. Она задергала меня. Все время твердила, что мы должны вернуться в Лондон. Я взял из курительной комнаты спичечницу — ту, серебряную, что всегда стоит на столе, — и как только она узнала, что я не достал денег у Мика и кокаина у Марка, сказала, что надо ехать в Лондон и продать ее там. Ей не сиделось на месте. Она уже не могла без кокаина. Томми, ей все время был нужен кокаин. Много кокаина. Больше, чем мне.
— И вы купили? Купили то, что у нее было сегодня в шприце?
— Я не мог продать спичечницу. Всем ведь ясно, что она украденная. Странно еще, что меня не арестовали.
В воздухе повисло слово «тогда». Однако оба, вне всяких сомнений, подумали именно об этом. В замке повернулся ключ. Кто-то быстро постучал в дверь, и она распахнулась. Вошел Макферсон. Очки в тяжелой оправе сидели у него на лбу, словно он спихнул их туда за ненадобностью. За его спиной стояла сержант Хейверс, даже не пытавшаяся убрать с лица торжествующую улыбку.