— Несколько сотен фунтов.
Дебора отошла к окну и встала к нему спиной, чтобы ее лицо было в тени. Она чувствовала, как кровь стучит у нее в висках, на шее, на щеках, и ей хотелось лишь одного — поплакать.
— Значит, кто-то хочет продать их. Но не в Корнуолле. Во всяком случае, не здесь. Не исключено, что в Бодмине, или Эксетере, или даже в Лондоне. Но сомневаюсь, что ящик, украденный во время обеда, предназначен для продажи. После ареста Джона Пенеллина все очень осложнилось, вы не находите? Все выходили и приходили…
— А не сидели в гостиной, — сказала Дебора.
Она вспомнила о Питере Линли и его злом тосте. Кому, как не Питеру, могло прийти в голову досадить ей? А досадив ей, он досадил и Томми.
Сент-Джеймс посмотрел на часы.
— Отвези Хелен и Дебору на вокзал, — сказал он Линли. — Им все равно нет смысла оставаться тут. Мы попробуем разобраться сами.
— Прекрасно, — отозвалась леди Хелен. — Мне вдруг захотелось вдохнуть лондонский смог.
Она направилась к двери и по дороге коснулась руки Сент-Джеймса, который последовал за ней.
— Саймон, я прошу прощения, — сказал Линли. — Мне нет оправдания.
— Если не считать твоего брата и Пенеллина, усталости и отчаяния. Все в порядке, Томми.
— Ладно. Я чувствую себя дурак дураком.
Сент-Джеймс покачал головой, но лицо у него было несчастное.
— Ничего. Пожалуйста, забудь.
И он вышел из комнаты.
Сент-Джеймс сначала увидел, а потом услышал, как его сестра зевает в дверях.
— Ну и вечерок, — проговорила она, входя в столовую и усаживаясь за стол. Подперев рукой голову, она потянулась за кофе, налила его в чашку, добавила сахар. Словно не удосужившись поглядеть в окно, Сидни надела ярко-синие шорты, украшенные серебряными звездами, и коротенькую кофточку. — Ужасные тосты, визит полицейских, арест. Нас вызовут на допрос?
Сидни посмотрела на блюда под крышками, расставленные на буфете, но не пожелала встать и стащила с тарелки брата кусок бекона, который положила на его тост.
— Сид…
— Хм-м-м? — Она придвинула к себе несколько газетных страниц. — Что ты читаешь?
Сент-Джеймс не ответил. Он проглядывал нанруннелский «Споуксмен» и не хотел, чтобы его дергали.
Газета была местная, и по большей части в ней были местные новости. Как бы Мик Кэмбри ни был предан своему изданию, Сент-Джеймс не мог связать его убийство с тем, что он читал: о состоявшейся в Ламорна-Коув свадьбе, об осуждении воришки из Пензанса, о нововведениях на молочной ферме неподалеку от Сэйнт-Бериана. Было здесь и сообщение о постановке «Много шума из ничего». Спортивные новости представляли собой заметку о местном теннисном матче, а что касается преступлений, то речь шла лишь о дорожно-транспортной разборке между водителем грузовика и коровой. В редакторской колонке были кое-какие намеки, но они касались будущего газеты, а не убийства Мика Кэмбри.
Страница вместила в себя две статьи и семь писем. Первая статья была подписана Кэмбри, и в ней говорилось об оружии, которое провозится в Северную Ирландию. В другой статье Джулиана Вендейл писала о национальной программе защиты детей. В письмах, присланных из Пензанса и Нанруннела, были отклики на статьи в предыдущих номерах о расширении городских границ и о школьных проблемах. Все это отражало желание Мика Кэмбри сделать газету более значимой, однако никак не могло стать причиной убийства.
Сент-Джеймс не забыл, что отец Мика рассказывал, будто его сын работал над какой-то важной темой, которая якобы должны была дать новую жизнь их газете. Очевидно, ничего больше Гарри Кэмбри не знал. И так же очевидно, что Мик собирался с помощью своего журналистского расследования заполучить куда большую аудиторию, чем это реально в корнуоллском захолустье. Оставался вопрос: не обнаружил ли Гарри Кэмбри, что его сын расходовал время и деньги, принадлежавшие «Споуксмену», на что-то такое, что не имело к нанруннелской газете никакого отношения? А если он обнаружил это, то как отреагировал? Мог бы он ударить сына, как один раз уже сделал это в присутствии сотрудников?
На вопросы, возникавшие в связи с убийством Мика, нельзя было ответить, не получив ответ на главный вопрос — было это предумышленное убийство или убийство в порыве страсти? То, что свидетели слышали крики, предполагает страсть, не говоря уж о надругательстве над трупом. Однако все остальное — беспорядок в гостиной, пропажа денег — указывает на злой умысел. Даже вскрытие вряд ли это прояснит.
— А где все? — спросила Сидни, вскочив с места, и, не выпуская из рук чашку с кофе, подошла к окну, где уютно устроилась на обитой бархатом скамейке. — Отвратительная погода. Собирается дождь.