— Наркотики? — спросил Сент-Джеймс.
Она заинтересованно посмотрела на него:
— Не знаю. Мы только начали… А вы знаете?..
— Кокаин.
Доктор Уотерс записала подсказку Сент-Джеймса в блокнот.
— Тогда неудивительно. Что только люди не засовывают в себя ради удовольствия… дураки. — Она немного поговорила о том, насколько распространены наркотики в регионе, но вскоре вернулась к оставленной теме. — Мы сделали анализ на содержание алкоголя в крови. Он был пьян.
— Насколько пьян?
— Идти мог. Во всяком случае, он дошел до берега. Сломаны четыре позвонка. Затронут спинной мозг. — Она сняла очки и потерла покрасневшую переносицу. Без очков у нее был на редкость беззащитный вид, словно она сняла маску. — Если бы он выжил, то был бы неподвижен. Так что ему повезло, что он умер. — Она перевела смущенный взгляд на ногу Сент-Джеймса и подалась назад. — Прошу прощения. Слишком заработалась.
Неполноценная жизнь или смерть? Обычный вопрос. Естественно, и Сент-Джеймс задавал его себе много раз после катастрофы. Он сделал вид, что не слышал ее извинений.
— Он упал? Или его толкнули?
— У нас труп, одежда. Посмотрим. Но, насколько я могу сделать вывод сейчас, он упал сам. Он был пьян. Стоял на краю очень опасной скалы. Умер примерно в час ночи. Было темно. К тому же тучи. Думаю, он упал сам — и не желая того.
Линли наверняка вздохнет с облегчением. И все же Сент-Джеймс не принял заключение доктора Уотерс. Выглядело все как несчастный случай. Это верно. Однако появление Брука на скале, да еще среди ночи, предполагало срочное свидание, приведшее к его смерти.
За окнами столовой бушевала настоящая буря, завывал ветер, и дождь в ярости стучал по окнам. Шторы были сдвинуты и скрадывали шум, однако ветер то и дело сотрясал окна, привлекая к себе внимание. Сент-Джеймс вдруг поймал себя на том, что думает не о смерти Мика Кэмбри и Джастина Брука, а об исчезновении «Дейз». Он знал, что Линли весь день напрасно ищет брата. Однако проверить с берега все бухты не было возможности. Если Питер взял лодку и спрятался где-нибудь, чтобы переждать шторм, Линли его все равно не нашел бы.
— Я забыла поменять меню, — сказала леди Ашертон, увидав сервированный стол. — Так много всего произошло. Не могу ни о чем думать. Нас должно было быть девять… Или десять, если бы осталась Августа. Какое счастье, что она уехала. Будь она тут, когда Джаспер нашел тело…
Леди Ашертон передвигала на тарелке брокколи, когда ей пришло в голову, что она говорит что-то не то. Пламя свечей и тени сталкивались на ее бирюзовом платье и смягчали горестные морщины, появившиеся на ее лице. Ни разу она не упомянула Питера с тех пор, как узнала о его исчезновении.
— Все равно надо есть, Дейз, такова жизнь, — отозвался Коттер, хотя и он едва притронулся к еде, подобно всем остальным.
— Но не очень хочется, правда? — Леди Ашертон улыбнулась Коттеру, но было видно, что ей не до улыбок. Ее состояние давало себя знать в резких движениях и в коротких взглядах, которые она то и дело бросала на сидевшего рядом старшего сына. Он почти весь день пробыл в конторе, названивая по телефону в разные места. Сент-Джеймсу было известно, что он не говорил с матерью о Питере, да и непохоже было, что он собирался говорить о нем теперь. — Как Сидни? — словно поняв это, спросила леди Ашертон у Сент-Джеймса.
— Спит. Хочет утром уехать в Лондон.
— Стоит ли, Сент-Джеймс? — задал вопрос Линли.
— Похоже, она твердо решила.
— Ты поедешь с ней?
Сент-Джеймс покачал головой, вертя в пальцах ножку бокала, и ему припомнился короткий разговор с сестрой, случившийся ровно час назад. Больше всего его озадачивало ее откровенное нежелание говорить о Джастине Бруке. Не спрашивай, не дави на меня, повторяла Сидни, которая выглядела хуже некуда со своими всклокоченными после беспокойного сна волосами. Я не могу. Я не могу. Не дави на меня, Саймон. Пожалуйста.
— Она сказала, что справится сама.
— Может быть, она собралась навестить его семью? Полиция уже сообщила им?
— Не знаю, есть ли у него семья. Вообще я мало о нем знаю. — Кроме того, мысленно прибавил он, я рад, что он умер.
С того самого мгновения, когда он обнял сестру, еще прежде, когда он увидел лежавшее внизу тело, его совесть потребовала, чтобы он был честен с собой и признался в радости, которая коренилась в жажде мести. Вот она, справедливость, думал он. За все надо платить. Возможно, рука Всевышнего Судии помедлила, когда Брук избил Сидни на берегу. Однако его жестокость не могла остаться безнаказанной. И не осталась. Сент-Джеймс был рад этому. И с облегчением думал, что наконец-то Сидни освободилась от Брука. Что же до его собственных чувств, они совершенно не походили на цивилизованную реакцию на смерть человеческого существа — и это беспокоило его.