Выбрать главу

Джелла ответила спокойным голосом:

— Вы, конечно, очень удивитесь, Джон Малькольм, если я скажу вам, что все это было сделано по моему приказанию? Не так ли?

— Более чем удивлен, сударыня, и не верю.

— Напрасно, потому что, уверяю вас, эти люди только исполнили мое приказание.

— Ваше приказание! Но к чему это насилие над человеком, который еще вчера сидел за вашим столом и которого вы называли своим другом?

— Я объясню вам это.

— Слушаю вас.

— Я проделала это, чтобы удовлетворить самое сильное ваше желание.

— Самое сильное мое желание? — удивился судья.

— Да.

— Я не могу понять вас, сударыня.

— О! Сейчас я вам все объясню. С тех пор, как вы находитесь в Индии, Джон Малькольм, с тех пор, как вы занимаете в Бенаресе столь высокий пост, вас преследует одна идея…

— Какая?

— Вы хотите раскрыть во что бы то ни стало один важный секрет, но предмет ваших неутомимых розысков убегает от вас всякий раз, едва вы приблизитесь к нему, точно так же, как при первых лучах солнца рассеивается туман. Вы преследуете призрак, а призрак убегает от вас, не так ли?

— Правда.

— Итак, зная вашу мечту, я захотела осуществить ее! Цель, преследуемая вами, все время убегала от вас, я же хочу одним скачком приблизить вас к ней.

Джелла на минуту умолкла.

— Какая же это цель? — спросил Джон Малькольм.

Принцесса продолжала:

— Сыны Бовани, мрачной богини мести, эти таинственные туги, поклялись стереть с лица Индии следы пребывания последнего англичанина. Эти люди, хитрые и неуловимые, эти ваши злейшие враги, которых вы напрасно искали, имеют не только предводителей, но и царицу, и я хочу показать их вам лицом к лицу.

Джон Малькольм тяжело дышал.

Джелла продолжала все громче и громче:

— Вот принц Дургаль–Саиб! Вот Акбар, вот факир Суниаси! Вот Голькар, Джааль! И вот, наконец, я, их госпожа, перед которой все преклоняются!

— Вы! — воскликнул Джон Малькольм, — вы!

— Да, я! Вот почему вы и находитесь здесь!

— Благодарю, сударыня, — ответил судья с той смелостью, которая в самом сложном положении не оставляет геройские сердца. — Вы пролили свет, он не потухнет. Теперь, зная все, мне легко будет действовать!

— Для этого нужно жить! — воскликнула Джелла. — А ваши минуты сочтены.

— Я говорю, что правосудие найдет виновных.

Джелла пожала плечами.

— Безумец, — прошептала она, — безумец, не понимающий, что смерть совсем близка. И он еще говорит о правосудии.

— Я верю в справедливость Бога!

— Но именно наш Бог желает вашей смерти!

— А мой отомстит за нее.

— Мы презираем его месть!

— Что значит ваше презрение! Когда приходит день и час, он сможет найти всякого, унижавшего его.

— Увидим.

Обратившись к индусам, принцесса добавила:

— Наши тайны должны быть непроницаемы. Горе тому, кто захочет проникнуть в них! Он погибнет, как погибнет сейчас этот человек! Дети Бовани, исполняйте спой долг.

Из толпы вышли два индуса и приблизились к англичанину: один держал в руке лассо, другой — кинжал.

— А! Проклятые, — воскликнул Джон Малькольм с яростью человека, который понимает, что сейчас его убьют, — хотя я и без оружия, но буду защищаться как смогу, буду царапать вас ногтями, грызть зубами, как борется тигр, окруженный шакалами.

Говоря это, Джон Малькольм, собрав все свои силы, бросился на двух индусов, хорошо зная, что умрет, но желая подороже отдать жизнь. Геройская, но бесполезная борьба!

Первый индус накинул ему на тело лассо и лишил возможности действовать руками.

— Подлые! — прорычал Джон Малькольм. — О, подлые, подлые!

Глава 29. Труп и пепел

Джелла смотрела на эту ужасную сцену совершенно спокойно.

— Время проходит! — сказала она повелительным голосом, — кончайте его!

Второй индус подошел к Джону Малькольму. Стиснутый лассо, тот не только не мог защищаться, но и двигаться. Выкрикнув какое–то слово, бородач вонзил ему в грудь по самую рукоять кинжал.

— О! Мой сын, мое дитя! — пробормотал старик, испуская последний вздох.

Все кончилось.

Острие кинжала достигло сердца. Струя крови хлынула изо рта несчастного отца, и он упал в высокую траву.

Толпа заволновалась. Но это волнение не говорило об угрызении совести, а скорее о радости победы. Что значило какое–то одно отдельное преступление для толпы жестоких убийц?

Просто мертвый Джон Малькольм еще раз напоминал индусам, что у них стало на одного врага меньше.