Винс приказал себе успокоиться.
Он снова улыбнулся Типперу, понимая, что или сейчас, или никогда.
Типпер сделал выпад, целя ножом в грудь Винса.
Сейчас!
Винс не отпрянул назад, острие ножа неумолимо приближалось к его груди. Он стоял как вкопанный. Затем чуть согнул руки в локтях, вытянул их вперед, слегка присел и отвел назад нижнюю часть торса.
Кинжал в правой руке Ленни Типпера стремительно двигался вперед.
Ленни уверен, что победа у него в кармане.
Ленни уверен.
Винс продемонстрировал намерение захватить противника в клещи, но в то время как его правая рука начала сгибаться к груди, левая, напротив, протянулась к Ленни.
Когда острие ножа находилось в каких-нибудь шести дюймах от его груди, правой рукой Винс намертво схватил Типпера за запястье, а левой изо всех сил ударил его сложенной чашечкой кистью под локоть. Раздался щелчок.
Что-то треснуло.
Рука Типпера.
Перелом. Кость пополам.
Дикий вопль сотряс комнату. Потом стон.
Винс скользнул рукой вниз по запястью Типпера к его кисти, сжимающей рукоятку, и нанес ему удар в висок. Типпер полетел носом вниз и ударился о белый комод.
Мгновение, и Винс уже сидел верхом на поверженном противнике, прижимая кончик кинжала к его горлу.
– Вот так. Ну и что теперь? Прикончить тебя или будешь говорить?
Типпер то ли застонал, то ли пробормотал что-то невнятное.
– А знаешь что? – продолжал Винс. – Мне наплевать, что ты выберешь. Мне насрать, получу я ответы или прикончу тебя. Ты понял? Я сговорчив. Но нетерпелив.
И на слове «нетерпелив» Винс ткнул Типпера кинжалом в подбородок так, что нож пропорол кожу.
Типпер истошно вскрикнул.
– Ну хватит. Скажи дяде «до свидания», Ленни. Мое терпение кончилось.
– Нет! Нет! НЕТ!
– Тогда рассказывай. Начни с самого верха.
Типпер продолжал стенать. Винс не мог разобрать ни слова.
– Мое терпение на исходе. Довольно. Прощай.
– Я все расскажу. Только не убивай меня! – взмолился Типпер.
– Говори!
– Ты сломал мне руку!
– Говори!
– Что говорить? Я не знаю, с чего начинать!
– Давай начнем сначала. Ты следил за мной? Зачем?
– Мне приказали следить за тобой. Выяснить, что ты здесь делаешь. Они велели мне это сделать.
– Они, Типпер? Они?
– Да. Это приказали они.
– Зачем?
– Я не знаю. Клянусь, я не знаю. Они собирались убрать тебя, как они убрали тех, других. Это потому, что ты связан с Сидом Блаттнером. Я это понял, но зачем им это – не знаю. Поверь мне – не знаю.
– Значит, тебе известно о Гарри? О Филе и Лео? О Лайонеле?
– Я никого не убивал. Никогда. Никого. Я не имею отношения к убийствам. Я только следил за людьми. И все.
– А затем передавал информацию людям, которые убивали. Верно?
– Но я сам никого не убил.
– Ты был их сообщником. Значит, ты виноват не меньше. Ничуть не меньше, тварь!
Типпер снова захныкал и застонал, жалуясь на нестерпимую боль в руке. Винс и в самом деле начинал терять терпение. Этот ублюдок не заслуживал снисхождения.
Винс был взбешен: до сих пор ни одного содержательного ответа.
– Говори! Что тебе известно о смерти Лайонела?
– Ничего. Я прочитал об этом в газетах. Еще до того, как они на меня вышли.
– А почему они на тебя вышли?
– Прежде я жил в Бристоле. У меня было небольшое детективное агентство – гражданские, семейные дела, кредитные заморочки. Ничего крупного. Мелочевка, одним словом. Но потом я угодил за решетку. Когда я вышел, вернуться домой уже не мог. Куда угодно, только не в Бристоль. Вот я приехал сюда, в Рамсгейт. Примерно пять лет назад. Никто тут меня не знал. Я начал новый бизнес. С чистой страницы, так сказать. Когда они вышли на меня, они уже все знали о моем житье-бытье за решеткой, а я понимал, что, если я не буду делать то, чего от меня хотят, они раззвонят о том, что знают, и я снова окажусь на нуле. Все, что я с таким трудом построил, рухнет как карточный домик. Вероятно, они знали того, с кем я сидел в одной камере…
– Дальше.
– Короче, я согласился. И они заплатили мне вдвое больше, чем я брал с клиентов.
Винс спросил, за что Типпер получил срок.
Типпер задержался с ответом, и Винс снова ткнул ему острием кинжала в подбородок.
– Я сидел за… посягательства.
– Посягательства?
– Да.
– Какие еще, на хрен, посягательства?
– Сексуального характера.
– Ну и на что ты там посягал, ублюдок?
Типпер молчал.
Винс повторил свой вопрос:
– Отвечай: на что ты посягал, скотина?
Помедлив, Типпер пробормотал:
– Мне нравились… молоденькие.
Винс не стал требовать деталей. «Молоденькие» могло означать «подростки», а могло и «дети». От такого, как этот Триппер, можно было ожидать чего угодно.
Винс определенно не желал этого знать. Видя перед собой эту мразь, он боялся сорваться, прикончить Типпера прямо сейчас, но ведь он ехал сюда не для этого. Он приехал, чтобы получить информацию, выяснить, наконец, что происходит. И именно этим он сейчас занят. Этим и ничем другим.
– Как они на тебя вышли?
– Они мне позвонили. Потом появился этот мужчина – Ларри. Он голландец. Мачо, блондин, лет тридцать с небольшим. Он там, конечно, не шишка, а так, посредник. Связник. Они хотели, чтобы я приглядывал за людьми здесь, в Маргейте. Докладывал им. Больше ничего.
– Ларри, значит? – переспросил Винс. – Это тот, кого ты ждал сегодня?
– Да, он приходит и расплачивается со мной. Наличкой. Всегда наличкой.
– И больше ты ничего о нем не знаешь?
– Не знаю. Клянусь.
– А любопытство так и не взыграло? Ты не пробовал его отследить?
– Нет. Я не хотел ничего знать. Какого черта лезть на рожон? Делай, что говорят, и точка. Без геморроя. Наше дело – сторона.
Два главных вопроса, стоявших перед Винсом в рамках его расследования, были: ПОЧЕМУ? и КАК? Почему были убиты Лайонел и остальные? Откуда им было известно, кто прибыл в Маргейт и когда? На вопрос ПОЧЕМУ? Типпер наверняка ответить не мог, разве что насчет связи этих убийств с Сидом Блаттнером, но что он знает по поводу КАК?
Винс плотнее прижал острие кинжала к горлу Типпера и сказал:
– Колись, сука. Откуда они знали, кто приезжает в Маргейт и где останавливается? Кто им это сообщал или кто сообщал про это тебе?
Выпученные глаза Типпера были полны ужаса.
– Никто. Это было несложно.
Было несложно? Никто? Было несложно? Но тогда как им это удалось? КАК?!
– Они попросили поставить «клопа» в доме у этой старухи, миссис Спунер, – продолжал Типпер, – я и поставил. И не одно, а несколько устройств, реагирующих на голос. Она жила одна, у нее даже канарейки не было. Люди приходят, начинают разговор – запись включается автоматически.
Боже, подумал Винс. Так просто. Просто, как два пальца обоссать. Проще не бывает. Любой, кто приезжал из Лондона, чтобы навести справки, прежде всего созванивался с миссис Спунер. Она знала Лайонела лучше, чем кто-либо. Она была рядом с ним каждый божий день на протяжении более тридцати лет. Поэтому к ней первой обращались. Именно к ней. К старой миссис Спунер. Так, разумеется, поступили и Фил и Лео. Первым делом к ней, к кому же еще? Здрасьте, мы от Сида Блаттнера. Мы тут остановились в гостинице за углом, и вы можете с нами связаться в любое время. Как мотыльки на лампу. Подставлялись, как дети малые. Вот и все дела. Так просто и так чертовски изящно. Фил и Лео сразу помчались туда. Как, между прочим, и ваш покорный слуга, подумал Винс.
Вот так они и узнали, кто приезжал и где останавливался.
Прослушка в доме миссис Спунер.
А что насчет Эвелинга? Был он каким-нибудь образом задействован?
– Ты знаешь в Маргейте человека по имени Терри Эвелинг?
Типпер помотал головой.
– Впервые слышу. Кто он такой?
Винс вытащил свой вальтер.
– Спрашиваю тебя в последний раз: ты знаешь Терри Эвелинга?