Но в следующее мгновение его рванула тугая струна. Пространство размазалось, слилось в одно цветное пятно. Игоря швырнуло с невероятной силой, и всё исчезло в черноте безвременья.
***
Он открыл глаза.
Чернота уже не была абсолютной. В ней сновали тени, что-то двигалось и дышало. Он слышал шумное, глубокое дыхание сильного, свирепого существа. Что-то укололо его в бедро, и он машинально почесался.
Игорь вздрогнул и подскочил на месте. В ушах тяжким эхом гудел барабан сильно бьющегося сердца, а он ощупывал себя руками, глубоко дыша открытым ртом. Он жив! Он дышит, может двигаться! Он жив…
Постепенно грохот сердца в ушах утих. Игорь провёл ладонями по лицу и услышал звяканье металла. Там, где он находился, по-прежнему было довольно темно, но ничто не мешало ему нащупать холодный металл на руках и ногах.
Тяжёлые, грубо сработанные, шириной в половину ладони металлические кольца охватывали запястья и щиколотки. От ручных и ножных колец отходила прочная цепь. Она спадала на пол и змеилась куда-то в совсем уж непроглядный мрак.
Игорь, перебирая звенья, добрался до конца цепи. Она заканчивалась металлическим же кольцом, прочно вделанным в камень. Игорь подёргал цепь – крепление даже не дрогнуло.
Он ощупал стену, из которой торчало кольцо. Холодный, ровный камень, без трещинки и выбоинки. Как будто этот каменный мешок – а Игорь не сомневался, что это тюремная камера – создали сразу, вынули одним движением огромной ложки из толщи скалы, словно шарик мороженого. А потом такими же огромными ладонями, под стать ложке, охлопали, примяли со всех сторон, сформировав похожую на гроб камеру.
Вместе с холодом камня пришло ощущение вони. Она была здесь с самого начала, и сейчас навалилась в полной мере: вонь давно (а может, и никогда) не чищеного помещения, немытого тела и отхожего места в углу.
Игорь попробовал подняться на ноги. Тело, здоровенное, сильное тело итиола, от которого он успел отвыкнуть, пошатнулось. Но память быстро возвращалась, и ему удалось не упасть. Он качнулся, сделал неуверенный шаг, потом ещё.
Камера быстро закончилась. Он выбрался из тёмного угла, где едко воняло из дыры в полу, и ступил в слабо освещённый участок у стены.
Пальцы нащупали решётку, за которой в темноте едва было видно пустое пространство коридора. Неяркий дрожащий свет, который слабо освещал его, судя по всему, шёл от укреплённого на стене под самым сводом факела в дальнем конце коридора.
Решётка была сделана из толстых прутьев, которые шли так часто, что между ними с трудом можно было просунуть ногу. Должно быть, камера, в которую посадили итиола, предназначалась для существ исключительной опасности и злобы.
Напротив, и дальше по правую и левую руку угадывались такие же камеры. В чернильной темноте каменных мешков не видно было никакого шевеления. Должно быть, итиол единственный обитатель в этой темнице.
Но он ведь помнил… помнил, как двигались тени, как кто-то кричал и просто говорил с его двойником. Или это было давно? Кто знает, с какой разницей течёт здесь время.
А может быть, вся суета закончилась, когда итиола запихнули в клетку, и теперь никто к нему не придёт? И он оставлен здесь умирать в вонючем углу без воды и без пищи, в холодной темноте.
- Эй! – Игорь вцепился в прутья решётки и закричал в полутьму коридора: - Эй, кто-нибудь!
Никто не отозвался. Голос единственного узника гулко прокатился меж каменных стен и затих в темноте.
- Эй! Есть здесь кто живой?!
Никого. Игорь прижался лбом к холодной решётке. Сколько он здесь уже сидит? Возможно, он ещё пожалеет, что потянул к себе ту, невидимую струну, обменялся с итиолом и очутился здесь. Смерть на больничной койке, тихая, щадящая смерть всё же легче, чем эта – в вонючем каменном мешке, от голода и жажды. В одиночестве и тоске. В этом момент даже лицо жены показалось ему привлекательным.
Он подумал, что, должно быть, для итиола зрелище больничной палаты и собравшихся вокруг койки людей стало изрядным шоком. Хорошо, что ненадолго. Бедный идиот…
- Кто-нибудь! – крикнул он снова охрипшим голосом. – Дайте пожрать, мать вашу! Эй, вы…
Ещё какое-то время он изощрялся в эпитетах, надрывая горло в попытках как можно крепче уязвить невидимых тюремщиков. Но никто не услышал и не оценил многоэтажные выражения, хотя среди них даже случились шедевральные по силе эмоций импровизации.
Наконец ему это надоело. Он несколько раз со всех сил ударил по решётке – просто чтобы выпустить пар. Крепкие прутья, как и положено, даже не дрогнули.
Игорь тяжело осел на пол возле решётки, уткнувшись лбом в колени. Почему-то вдруг вспомнил, что в одной книжке герой выбрался из каменного мешка с помощью картинки на стене. Которую он нарисовал углём при свете горящей соломы, прежде служившей ему постелью. А потом просто взял, и прошёл сквозь стену.