Опыт подсказывал человеку, что женщины, переживающие глубокое горе и страх, не пренебрегают макияжем. Осознавая, какой ущерб наносит их внешности страдание, они пытаются как-то восполнить этот урон. Он задумался, не пренебрегла ли миссис Беттертон косметикой намеренно, чтобы лучше сыграть роль покинутой жены. И в этот момент она произнесла сдавленным от волнения голосом:
– О, мистер Джессоп, я надеюсь… есть ли какие-то новости?
Он покачал головой и мягким тоном ответил:
– Извините, что просил вас прийти в такой момент, миссис Беттертон. Боюсь, что никаких достоверных новостей мы вам сообщить не можем.
Олив Беттертон отрывисто сказала:
– Знаю. Это было в вашем письме. Но я думала, вдруг… с тех пор… ох! Я рада, что вы меня вызвали. Просто сидеть дома, гадать и размышлять… это хуже всего. Ведь ничего нельзя поделать!
Человек по фамилии Джессоп успокаивающе промолвил:
– Не удивляйтесь, миссис Беттертон, если я буду возвращаться к одному и тому же предмету снова и снова, задавать вам одни и те же вопросы, делать акцент на одних и тех же пунктах. Понимаете, всегда есть возможность, что могут всплыть какие-то мелкие детали. Что-то, о чем вы не подумали прежде или, возможно, сочли не стоящим упоминания.
– Да. Да, я понимаю. Спрашивайте меня сколько угодно обо всем этом.
– В последний раз вы видели своего мужа двадцать третьего августа, так?
– Да.
– Это было, когда он уезжал из Англии в Париж на конференцию?
– Да.
Джессоп быстро продолжил:
– В первые два дня он присутствовал на конференции. В третий день он не явился. Судя по всему, он упомянул в разговоре с одним из своих коллег, что вместо заседания в этот день намерен совершить круиз на «бато-муш».
– На «бато-муш»? Что такое «бато-муш»?
Джессоп улыбнулся.
– Одно из маленьких суденышек, курсирующих по Сене. – Он пристально посмотрел на женщину. – Вам кажется, что это не похоже на вашего мужа?
Она промолвила с сомнением в голосе:
– Да, мне действительно так кажется. По-моему, его должно было занимать только то, что происходит на конференции.
– Вполне возможно. Однако вопрос, который поднимали в тот день, не представлял для него особого интереса, так что ваш муж мог по вполне разумным причинам пропустить заседание. И все же вы считаете, что для него такое не характерно?
Женщина покачала головой.
– В тот вечер он не вернулся в отель, – продолжил Джессоп. – Насколько можно установить, он не пересекал государственную границу, по крайней мере, по своему паспорту. Как вы считаете, мог быть у него второй паспорт, возможно, на другое имя?
– О нет, зачем это ему?
Джессоп пристально посмотрел на собеседницу.
– Вы никогда не видели у него подобных бумаг?
Она помотала головой, страстно отрицая такую вероятность.
– Нет, и я в это не верю. Я ни на секунду не могу поверить в подобное. Я не верю, что он намеренно скрылся, как вы все пытаетесь доказать. С ним что-то случилось, или же… или же, быть может, он потерял память.
– У него было все нормально со здоровьем?
– Да. Он очень упорно работал и иногда ощущал некоторую усталость, но ничего более того.
– Он не казался чем-то обеспокоенным или подавленным?
– Он ни о чем не беспокоился и ничем не был подавлен! – Дрожащими пальцами миссис Беттертон открыла сумочку и достала носовой платок. – Это все так ужасно… – Голос ее дрогнул. – Я не могу в это поверить. Он ни за что не уехал бы, ничего мне не сказав. С ним что-то случилось. Быть может, его похитили или на него напали. Я пытаюсь не думать об этом, но иногда мне кажется, что, должно быть, в этом и вся разгадка. Возможно, он мертв.
– Пожалуйста, миссис Беттертон, прошу вас – не нужно строить таких предположений. Если бы он был мертв, его тело уже обнаружили бы.
– Его могли не найти. Иногда происходят ужасные вещи. Его могли утопить в реке или в канализации. Я уверена, что в Париже может случиться все что угодно.
– Могу заверить вас, миссис Беттертон, что Париж – вполне безопасный город, где полиция действует достаточно оперативно.
Женщина отняла от глаз платок и устремила на Джессопа взгляд, полный гнева.
– Я знаю, о чем вы думаете, но это не так! Том не стал бы продавать или выдавать какие-либо тайны. Он не был коммунистом. Вся его жизнь – открытая книга!