— Эй, пан Лонгин, вы чего?
Если лицо может выражать одновременно и разочарование, и облегчение, то именно эти чувства отразились на лице Пальмистера. Наш вероломный заказчик мгновенно прочухался, встал и спокойненько принялся отряхиваться.
— И что должен означать этот цирк? — рявкнула Розалия.
— Только не в таком тоне, ладно? Я приехал забрать отсюда пару безделушек, — с достоинством объяснил Пальмистер. — Когда вы вошли, я подумал, что это либо убийца, либо полиция. Спрятался, а потом прикинулся психом.
— Сразу после того, как вы закончили разговор с Розалией, в Халинин дом вломилась полиция. Они знали, кого искать, — сказал я.
— Вероятно, вы по простоте душевной полагаете, что я вас подставил. Если бы я убил Халину, выкрал рукопись, а потом послал вас туда, прямо в лапы полиции, я сам навлек бы на себя подозрения — не думаю, что профессиональная этика вынудила бы вас молчать. Такой план мог бы сработать, только если бы я разработал его заранее и выступил перед вами под вымышленным именем, изменив внешность. — Тут Пальмистер хлопнул себя по лбу. — И как же мне раньше-то в голову не пришло?! Почему, к чертям собачьим, — простонал он, снова хлопнув себя по лбу, — почему я должен поступать честно именно с вами? Что за дьявол нашептал мне в минуту слабости: «Эта дерьмовая фирма выполнит твою дерьмовую работу за дерьмовые деньги»? Если бы я передал свое деликатное дело в руки профессионалов, все бы наверняка сложилось иначе…
Подобные оценки не противоречили моим представлениям о реальности и не оскорбляли присущей мне любви к истине; не могу также сказать, что я слышал их впервые. Отсюда, однако, не следует, что они не ранили мое чувство профессионального достоинства. Эта фирма была единственной позитивной ценностью в моей жизни. Я прекрасно помню, как дядя Дзержищав стартовал с начальным капиталом в объеме ста семнадцати папок, вынесенных из пожаров, в которых сгорели наиценнейшие результаты деятельности его прежней фирмы, и как кропотливо, с помощью шантажа, напраслины, доносов, провокаций и прочих подобных оперативных действий он завоевал прочную позицию на рынке частных детективных агентств, а точнее, в той нише, где самым низким гонорарам соответствуют услуги самого низкого свойства. Я помню наше первое серьезное дело, когда дядя выставил меня приманкой, чтобы поймать педофила, и помню, как я опоздал, перепутав вокзалы… Я ассистировал ему и сотрудничал с ним во многих крупных и мелких расследованиях и вложил в них массу усилий, которые, вложи я их во что другое, могли бы принести мне деньги, почет, славу, а может, даже аттестат зрелости. Поэтому всякий раз, когда кто-то марал доброе имя фирмы, я чувствовал себя задетым лично, пусть даже этот кто-то имел на то все основания.
— Минуточку, минуточку, пан Лонгин, — перебил я. — Быть может, во многих отношениях вы и правы. Однако я не могу примириться с тем, чтобы вы дурно говорили обо всем нашем агентстве и на основании единичной, обреченной на провал и, не будем скрывать, реально неудачной акции делали неоправданные обобщения относительно всех наших сотрудников и всех дел, которые мы вели, ведем и будем вести в дальнейшем, хотя, к сожалению, вы не так уж сильно ошибаетесь… Я также не позволю, чтобы вы оскорбительно отзывались о Розалии в ее присутствии. Итак, если вы человек порядочный и хорошо воспитанный, а предположим на миг, что эта смелая гипотеза хоть на чем-то основана, — я бы попросил вас незамедлительно встать и попросить прощения у женщины, которую вы оскорбили…
— Требую вернуть аванс! — крикнул Пальмистер.
— Вы нам аванса не давали, — напомнила Розалия.
— Что ж, тогда я испорчу вам репутацию, — наивно заявил он.
— Хотел бы только предупредить — учтите, ничего личного, — что если вы с нами не поладите, то через день, максимум два, проснетесь в грязной луже со свиньей, собакой и собственной матушкой, как говорит мой шеф и наставник Александр Дзержищав. А теперь позвольте мне забрать мой костюм и Розалию и попрощаться с вами. Розалита, пошли.
Розалия не успела ответить, но по выражению ее лица я понял: даже если она и уйдет отсюда вместе со мной, то вряд ли окажется сегодня ночью в моей постели.
— Э-эй, мать вашу! — занервничал Пальмистер. — Что за игры? Я сам решу, когда вам уходить. Провалили дело и думаете, это вам с рук сойдет?
— Чего вы от нас хотите? — спросила Розалия очень усталым голосом.
— Как это чего?! Чтобы вы отыскали рукопись, недотепы!